Морисков можно бить, значит, не все потеряно! С этой мыслью Капрас засыпал и просыпался, с каждым днем все больше уверяясь в конечной победе. Где сказано, что невозможное под силу одному Кэналлийскому Ворону? И кто знал этого Ворона до того, как тот пристрелил туповатого генерала и отбросил почти победивших гаунау? Только молодому Алве было проще – его сторону сразу же принял временщик-кардинал. Оресту, тьфу ты, Сервиллию пришлось расчищать себе дорогу самому, но с Коллегией на шее язычников было не остановить. Да и мог ли третий сын императора удержать вояк, рвущихся отомстить за своего командира и за поражения? А если даже и мог, времени не оставалось ни на судейские выкрутасы, ни на болтовню – тут или император, армия и надежда, или Забардзакис, паркетные шаркуны и сожженная Паона.

Офицеры, те, с кем Капрас делился своими мыслями, думали так же, солдаты знали ровно то, что им сказали, но победа окрылила всех. Корпус спешил, пренебрегая отдыхом и делая в день не меньше перехода с четвертью. Малый Кипар миновали неделей раньше, чем думалось, и Карло ступил на гайифский берег, ничем не отличимый от кагетского. Та же скрипящая на зубах белая пыль, выжженные курганы, нечастые источники, отмеченные обелисками, на которых сидят то орлы-могильники, то пестрые коршунки. Первый окруженный небогатыми усадьбами городишко лежал в полутора днях марша от таможенного поста.

Вековые акации царапали выгоревшее небо, по улицам расхаживали нухутские петухи и молочные козы, у церкви сидела одинокая нищенка, смуглая и сварливая. Это было забытое Создателем захолустье, где обитали неудачники и куда высылали не потрафивших Семи Коллегиям. Таких, как Сервиллий Турагис, на которого свалили багряноземельскую неудачу. Будь у Карло время, он навестил бы опального стратега, вряд ли тот в своем алычовом уединении смог узнать о первой победе над сломавшими его карьеру морисками. Повидаться очень хотелось, но позволить себе отлучку Карло сейчас не мог, пришлось ограничиться торопливым письмом – не написать было бы свинством закоренелым и окончательным.

Горела лампа, вокруг нее настырно вился туповатый мотылек, а Капрас едва ли не с корнетской радостью пересказывал столичные вести и выражал уверенность, что новый император воздаст должное опыту и отваге. Маршальская печать уже готовилась вгрызться в болотно-зеленый – цвет личной переписки – воск, помешал Агас, отчего-то вырядившийся в парадный мундир.

– Что-то срочное?

– Не слишком. Прибыл субгубернатор Кипары, вы были заняты, пришлось встречать и устраивать на квартиру. Я действовал от вашего имени…

– Ну и молодец. Надо же, целый субгубернатор… Я думал, пришлют какую-нибудь мелюзгу с предложением пожаловать к превосходительному.

– Мелюзга тоже есть, но из Мирикии. А что субпревосходительный явился лично, так деваться ему некуда. Губернатор умудрился угодить в плен к дикарям. Когда его удастся выкупить, если вообще удастся, не ясно. Визитер очень хочет получить должностишку насовсем, а для этого, сами понимаете…

Капрас понимал. Чиновнику, по милости бакранов оказавшемуся во главе немалой провинции, нужно и порядок обеспечить, и защиту от набегов наладить, и с беженцами управиться, и тут на голову валится корпус, который велено снабдить всем необходимым. Вот и мчится бедняга на встречу, от которой может быть как польза, так и вред, причем взаимный.

– Что этот «суб» собой представляет? – хмуро уточнил Капрас. Мало того, что козлятники невозбранно буянили в Кипаре, они как-то исхитрились уволочь губернатора, на содействие которого Капрас изрядно рассчитывал. – Ты знал его раньше?