– Я вас понимаю. Видите ли, мы путешествовали с герцогом Надорэа, когда он еще таковым не являлся, и осведомлены о его, гм, чувствах. Сударыня, надеюсь, вы мне доверяете?

– Разумеется, ведь вам доверяет Монсеньор.

– Это вам Уилер рассказал? – на всякий случай уточнил Марсель.

– Я сама поняла, я же вас видела вместе. Понимаете, я немного странная. Сперва я думала, что просто не засыпаю от выходцев и вижу, когда нет тени, а теперь думаю, со мной еще что-то. Мои подруги, обе… Они мне сразу поверили, а ведь они меня не знали, зато в их жизни было много нехорошего. И Монсеньор… Граф Савиньяк, он ведь тоже Монсеньор?

– И еще какой!

– Вот видите. Он мне тоже верит, зато бесноватые меня терпеть не могут, а теперь еще кое-что прибавилось. Я раньше об этом не думала, но меня очень не любят многие дамы и девицы. Они стараются не подавать вида, а я все равно чувствую.

– Это как раз неудивительно. – Какой восхитительный разговор! – Вы необычайно хороши собой, дамы такого не выносят.

– Мне об этом говорили, но ее величество меня любила, и Мелхен с Айрис; я даже графине Савиньяк нравлюсь, хотя при встрече с ней повела себя неподобающе. На меня напал бесноватый, и я заставила показать его Монсеньору, а надо было заплакать или упасть в обморок, хотя нарочно такое не выходит. Вы не хотите называть меня Селина или Сэль? По-моему, так удобнее.

– Несомненно. – Создатель, да ей только переливчатого хвоста для полного совершенства не хватает! – Сэль, значит, вы чувствуете ложь?

– Нет, что вы! Я понимаю только, когда не чувствуют, а притворяются. Это как с кошками. Вы же отличите, когда кот у вас что-то выпрашивает, и когда он за вами полезет даже в неприятное место? Только коты, когда терпеть кого-то не могут, не просят, а нападают, люди хитрее.

– Опять-таки вынужден согласиться. – Какое счастье, что деве не пришелся по сердцу Альдо с его роскошной челюстью! – Вы не могли бы рассказать мне о вашем с братом путешествии? Монсеньора больше занимают дела сугубо военные, но появление Герарда в Аконе тоже очень любопытно. Должен сказать, что я знаком с капитаном Гастаки и вашим покойным батюшкой, некоторые вещи мне можно не объяснять.

– Я очень рада, – девица Сэль сверкнула белоснежными зубками. – Объяснять про выходцев очень трудно. Я вам все расскажу, а потом вы мне расскажете про казара Баату. Его ведь можно считать королем?

– Я бы сказал, что его нельзя считать никем иным. Вы не против, если на обед нам подадут жаркое из курицы и кэналлийское? За вино я ручаюсь, с жарким придется довериться хозяину.

– Хорошо, что вы пока незнакомы с Мелхен. Она так готовит птицу, что после вам все покажется неправильным.

– То есть жаркого вы не хотите?

– Хочу, но я не мужчина, и потом, я всегда могу вспомнить, как готовили в Надоре.

– Наверняка это было ужасно! Обычно я избегаю оборота «это было», но в данном случае он уместен, ведь Надора больше нет, следовательно, нет и надорских обедов, а северная кухня в целом при всей своей простоте вполне терпима. Особенно пироги.

Гутеншлянге с командующим гвардией времени зря не теряли. От присланных пирогов остались две горбушки, в которых и начинки-то не было. От души угостившиеся генералы с достоинством поднялись, приветствуя возвращение тоже, как им думалось, откушавшего фельдмаршала, и застыли, таращась на свежие повязки.

– Против меня был составлен заговор, – Бруно поморщился не то от боли, не то от отвращения, – во главе которого стоял фок Вирстен. В результате предпринятого покушения погибли граф фок Шрёклих-ур-Раух, барон фок Неффе-ур-Фрохеамсел и все свитские офицеры. С сего дня я должник Фельсенбургов, чье мастерство в обращении с оружием спасло мне жизнь.