Позвонил Василий.
– Здорово! – я был рад оторваться от выслушивания пошедших на второй круг пустых новостей.
– Ну, чего, был на лекции?
– Ага, пообщались.
– Как он?
– В смысле?
– Ну, был бы он девушкой, ясно, в каком смысле. Я про другое – как он среагировал?
– Как по мне – человек слова.
– То есть?
– Ну, было видно, что не верит, ищет подвох, может, розыгрыш, но терпит. Мне показалось, он решил отнестись к этому как к абстрактной задачке. Какая разница – правда, неправда? Поищем решение в рамках условностей.
– Ну, и чего? Нашли?
– Самое интересное, что пару наводок он дал.
– Давай, колись!
– Сказал, что у офтальмологов – ясно, не в салоне «Очки для бабки» – может быть оборудование, позволяющее снимать состояние фоторецепторов сетчатки.
– Это ты сейчас чего сказал? Переведи.
– Дык, думаешь я понимаю? Хотел посмотреть в Сети, а тут – дождь.
– Какой дождь? Солнце целый день! – Васька помолчал, молчал и я. – А-а, понял, извини. Вспомнил, он тебе на любимый экран пялиться мешает. Да-а, – протянул он, – тоскливо. Ни тебе новостей, ни порнухи, ни Википедии!
– Васька, кончай! Он имел в виду, что если я что-то вижу, чего другие не видят, но на сетчатке это отображается, не непосредственно, не как свет, а через возбуждение этих самых рецепторов, то это можно снять. Ну, типа, сфотографировать. Поляризованный свет, туда-сюда. Понял?
– То есть можно будет доказать, что ты не спятил?
– Ага.
– Оно тебе надо?
Вопрос прозвучал странно, я насторожился:
– Ты чего там, гад, бухаешь?! В одно рыло?! Алкаш, что ли?!
– Вот не надо! Я чту. Пару пива принял после километровой грядки картошки. Если бы ты ее столько извлек, небось в хлам нажрался бы!
– Картошки?! У бати что, завод отобрали?
– Это теща, – прошипел Васька. – Обещал. Вот, затащили.
– Сочувствую, – я был искренен. – Две бутылочки за такое маловато будет! Магазин далеко или?..
– Или.
Вздохнули почти синхронно.
– Что им, картошки на рынке мало? – поинтересовался я.
– Не скажи. Совсем другая субстанция, – взялся защищать бесцельно погибший выходной друг.
– Верю, верю! – поспешил срубить его на взлете, пока он не соблазнил меня изменой пельменям.
Опять вздохнули.
– Чего делать будешь? – поинтересовался Василий.
– Искать знающего офтальмолога. Что еще? У тебя, случаем, нет такого?
– Не, ты же знаешь. Мы к медицине никаким боком.
– Ну все же? Профессора, научные сотрудники – может, у кого знакомый есть?
– Ладно, поспрашиваю, – Васька замолк на мгновение, спросил: – А может, тупо записаться на прием, объяснить, что да как. Может, дело-то плевое!
– Чего-то, Вась, я устал объясняться. Могу даже рассказать, что будет, стоит мне только начать, – надо?
– Да не, Стёп. Спрошу, конечно. Просто подумал: к чему такие сложности? У них прием платный, все равно, что проверять. Может, простейшее решение сработает? Типа: сестра, посмотрите мне в душу! Она такая: что я там вижу?! Ты: это мое сердце! Не, не так – это свет в зазеркалье!
– Трепло! – невольно повторил я любимое словечко бывшей.
В трубке зашуршало, раздались отдаленные голоса, вернулся голос Васьки:
– Стёп, я пошел. Ужин. Свежий урожай потреблять буду.
– Давай, дорогой! Приятного аппетита!
– И тебе не болеть! – отозвался друг, и связь прервалась.
Показалось, что дождь «там» стал редеть, капли измельчали и поблескивали совсем жидкой проносящейся дымкой. Хорошо бы закончился – хоть высплюсь.
Поднялся с любимой кровати, добрел до большого картонного ящика, так и не распечатанного с самого переезда. Делать нечего, от радио тошнит – посмотрю, что за сокровища я не посчитал нужным в свое время выкинуть.