— А. — Но больше не нашлась, что сказать.

Похоже, с одинаковой силой и верила, и сомневалась. К тому же не хотела занимать ничью сторону, создавая численный перевес. Она и так нередко в подобном положении оказывалась, когда Вика с Олей не сходились во мнениях и, не желая оказаться на пересечение двух огней, обычно сливалась, выдавая что-нибудь типа «Ну, не знаю», или «Я ещё не решила», или, если выпадала возможность, просто отмалчивалась.

— Выглядит… очень даже, — между тем продолжала Вика. — Серьёзный такой. И симпатичный. Держится уверенно. И одет тоже… ну, классно же. Рубашка под цвет глаз, только темнее, и галстук в тон.

Она уже и цвет глаз разглядеть успела, и стиль оценить. Хотя, по справедливости, одет Гордин и правда со вкусом. Никакого пиджака, тёмно-серая рубашка, не обычная, какие носят с костюмами, а чуть навороченная, и гармонично подобранный отчасти сливающийся с ней галстук. Но дело же не в этом!

— Хочешь сказать, я вру? — возмущённо выдохнула Оля. — Тоже сочиняю всякие нелепицы? Да такое и не придумать. Потому что это не в кино и не в книжках, а только в жизни так бывает. Не похож? — процитировала с негодованием. — А как, по-твоему, озабоченные придурки должны выглядеть? Одеваться как бомжи и носить с собой табличку, на которой написано «Я — маньяк и извращенец»? Или что? Да они обычно как раз и выглядят, как твой милаха Артемий Андреевич. Все такие очаровательные и интересные, в глаза улыбаются, а сами думают…

Оля сделала паузу, чтобы перевести дух, втянула побольше воздуха, и вдруг осознала, что уже какое-то время Вика подозрительно подёргивает бровями, а Стася многозначительно нашёптывает, как в аудитории в начале пары «Лёль. Лёль», и обе смотрят на неё с сочувствием и жалостью, как на добровольца-смертника. Сначала растерялась, а потом, кажется, догадалась, второй раз за час ощутив, как холодок пробегает вдоль позвоночника, а потом сразу становится жарко, обернулась. Хоть и предполагала, что увидит, но всё равно едва не вздрогнула.

Да! Конечно! Он! Кто ж ещё? Гордин А. А. Милаха-препод.

Стоял за спиной. Видимо, намеревался вернуться в кабинет, но Оля во время своего экспрессивного монолога, незаметно для себя сдвинулась с места и отчасти загородила проход.

Но Артемию Андреевичу, похоже, это оказалось только на руку. Он окинул её насмешливо-снисходительным взглядом, произнёс с наигранной досадой:

— Ну вот зря вы остановились. На самом интересном месте.

А лицо такое самодовольное. Ну прямо горд собой, что опять поставил её в дурацкое положение.

Оля сдвинула брови, вскинула подбородок, бесстрашно уставилась Гордину прямо в глаза.

— А вам папа с мамой не объясняли, — поинтересовалась с вызовом, — что подслушивать чужие разговоры нехорошо?

Он прищурился, чуть наклонил голову и выдал в ответ тем же тоном:

— Ну, если вы такой специалист по этике, тогда должны бы знать, что обсуждать человека за его спиной тоже не очень прилично.

Оля поняла, что закипает, что ещё немножко, и точно взорвётся.

— Да я могу и открыто повторить, — прошипела угрожающе. — Если вы хотите, чтобы все узнали.

Сейчас в запале, она бы и правда повторила — всё, что недавно говорила подругам. Тем более этот… этот… Артемий Андреевич так и не воспринимался преподавателем, оставался в её глазах всё тем же озабоченным обманщиком-неадекватом. Вот честно, всё бы ему напрямую высказала. Если бы не те самые подруги.

Они подхватили Олю с двух сторон под руки.

— Лёль, Лёль, Лёль! — как обычно затараторила Стася, а Вика показательно улыбнулась, создавая впечатление спокойствия и порядка, распорядилась, как ни в чём не бывало, будто проблема заключалась именно в этом: