Это не значит, что все ответы были непосредственно полезны и доступны тем, кто задавал вопросы. Описанные выше характеристики языка ответов еще ярче проявлялись в «Сборниках разъяснений», в которых были собраны тысячи ответов, что отодвигало на задний план первоначальное стремление редакции «Сельского вестника» ответить задавшему вопрос читателю с учетом его личного конкретного положения. Однако из этого по крайней мере следует, что в отличие от данного варианта популяризаторской литературы внимание авторов популярных книг, направленное на некое идеальное систематическое изложение правовых понятий, упускало из виду разнообразие отношений к правовым сведениям среди крестьянского населения и недооценивало практическую сторону правовых знаний.

И. В. Гессен признал полезность газетных рубрик «ответов на юридические вопросы подписчиков». Он положительно оценил эту альтернативную популяризацию права, которая давала «возможность распространять среди сотен тысяч читателей знакомство с наиболее интересными юридическими казусами» [Гессен 1903: 1631]. Он не видел здесь противоречия со своей критикой позитивизма «юридической литературы для народа», хотя обратить внимание на практическую сторону правовых знаний – уже значило признать роль действующего права Российской империи для населения. Кроме того, сомнительно, что большинство стилистически сухих юридических ответов с использованием специальных терминов были более доступны читателю, не задавшему вопроса (то есть большинству читателей), чем беллетристические рассказы популяризаторов. Но здесь Гессен имел в виду другое: он прежде всего стремился укрепить воспитательную роль настоящих юристов-профессионалов, к которым принадлежал. Непосредственным свидетельством этого является его трактовка вопроса об организации «юридических консультаций» для «народа» еще до революции 1905 года [Гессен 1904; Pomeranz 1996]. Вместе с редакцией юридической газеты «Право» он поддерживал инициативы сословных организаций присяжных поверенных (адвокатов). Последние хотели укрепить свое положение среди населения и боролись против конкуренции так называемой подпольной адвокатуры [Pomeranz 1993; Neuberger 1996]. Противоречия в позициях Гессена и в его оценке разных форм популяризации права, равно как и само осуществление этих форм различными популяризаторами, свидетельствуют о том, что их доступность для читателей была, в конце концов, вопросом второстепенной важности в сравнении с явлениями социальной и политической конкуренции в образованных классах.

Новая историография последних десятилетий царского режима позволила по-другому взглянуть на отношение к праву среди российского населения, в частности крестьянства [Burbank 2004; Gaudin 2007]. Эти труды показывают не только то, что люди признавали роль права в социальных отношениях, но и то, как они в некоторой степени умели его использовать для своих собственных целей. Это значит, что стремления того времени влиять на народное отношение к праву не были совсем неуместными.

Однако гораздо сложнее сказать, в какой мере обе стороны влияли друг на друга.

В своей статье в знаменитом и вызвавшем в то время большую полемику сборнике «Вехи» (1909) правовед Богдан Кистяковский использовал по отношению к интеллигенции повсеместное понятие «правосознание». Он стремился доказать, что интеллигенция была не способной и не желающей сделать язык права общим языком [Кистяковский 1990]. Кистяковский не упомянул различные усилия общественных деятелей, которые еще до революции 1905 года настаивали на социальном значении права [Tissier 2007]. Очевидно, что их усилия уже характеризовались определенными ограничениями. Для распространения правовых знаний общественные деятели обращали гораздо больше внимания на беллетристические усилия, чем на практические средства вроде советов и ответов «народным читателям». Такое отношение вытекало из общих понятий того времени о целях и средствах популяризаторской работы вообще, которые применялись к праву как к науке, несмотря на особенное положение права и среди научных дисциплин, и в общественной жизни. При этом некоторые юристы предпочитали развивать практические средства, которыми они владели лучше других в условиях действующего законодательства, несмотря на упреки в излишнем уважении к действующему праву в самой «юридической литературе для народа».