Добравшись до калитки, Антон открыл ее, пересек двор и, закрывая за собой дверь каморки, увидел, как в нескольких метрах от него в буйных зарослях кустарника мелькнула тень. Антон вздрогнул, некоторое время постоял у двери, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи, и, не включая света, на ощупь отыскал кровать. Он только собрался сесть, как в дверь тихонько поскреблись. После этого скрипнули несмазанные петли и в образовавшуюся щель кто-то прошептал:
– Можно?
– Лена? – испуганно спросил Антон. – Это ты?
– Я, я, – ответила гостья, и Антон почувствовал, как у него похолодело в груди.
– Ты получила мое письмо? – взволнованно спросил он. – Как ты меня нашла?
– Так и нашла, – прошептала гостья. Она проскользнула в каморку, быстро затворила за собой дверь, и в комнате сделалось совсем темно.
– Я приехал повидать тебя, – зашептал он. – Не знаю зачем. Мне без тебя почему-то плохо. – Он протянул руку, привлек ее к себе и в промежутках между поцелуями забормотал: – Я наврал в письме… Ты мне нужна… Я смогу… – Наконец он поймал губами ее полураскрытый влажный рот, запустил в волосы пальцы и, придерживая затылок, долго целовал, испытывая при этом какую-то болезненную истому. А она обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом, да так, что Антон покачнулся, сделал шаг назад и, наткнувшись на кровать, потерял равновесие, упал и увлек ее за собой.
Он гладил ее свободной рукой по шее и груди, на все лады хрипло шептал: «Леночка! Леночка!» – а она тихонько смеялась от удовольствия и подставляла губы. Словно в полусне, Антон ласкал ее, иногда на мгновение замирал, но только для того, чтобы сказать очередную нежную глупость, пока наконец она не подала голос:
– Халат не порви, дурашка.
– Что? – испуганно спросил Антон и застыл в той позе, в какой его застала эта фраза.
– Халат. Халат не порви, – повторила она, и он явственно услышал, как расстегиваются пуговицы халата. Ткань у него под рукой поползла вниз, и Антон, положив руку на голую грудь, провел по ней ладонью и тихо спросил:
– Ты кто?
– Познакомиться хочешь? – насмешливо ответила гостья.
Антон молча поднялся, отошел к двери и пошарил по стене рукой. Затем он щелкнул выключателем и вспыхнул свет.
– Ну вот, – закрывая лицо от света, недовольно проговорила гостья. Другой рукой она запахнула халат, а затем села. – Я не Леночка.
– Вижу, – растерянно ответил Антон, хотя ослеп от яркого света и с трудом мог бы сейчас отличить собаку от кошки.
– Я твоя соседка. Мы сегодня днем с тобой виделись. Помнишь?
– Помню, – соврал Антон, лихорадочно соображая, где и когда это произошло.
– Вот решила тебя навестить. Спать не хочется, я днем выспалась. Дай, думаю, соседа навещу. Да ты чего так перепугался? Я не съем тебя.
– Не съешь, – приходя в себя, устало повторил Антон и довольно грубо добавил: – Извини, мне сейчас не до приключений. Я спать хочу.
Гостья фыркнула, встала и, застегиваясь на ходу, подошла к двери.
– Спокойной ночи, Ромео, – на прощание насмешливо сказала она.
– Спокойной ночи, Арландина, – ответил Антон.
Когда он лег, на улице начало светать. Через маленькое, завешанное белой тряпкой оконце в каморку полез серый, промозглый рассвет, в саду умолкла цикада, и где-то далеко, словно игрушечный моторчик, тихо протарахтел автомобиль.
Проснулся Антон поздно, когда солнце уже до такой степени нагрело крышу, что в каморке стало трудно дышать. И все же Антон еще долго лежал, прислушиваясь к тому, что происходит на улице. Он пытался вспомнить последний сон, но сосредоточиться ему мешала большая зеленая муха, которая, словно тяжелый самолет, идущий на бомбометание, кружила по комнате. И чем больше он напрягал память, тем более расплывчатым становился смысл сна. Ему удалось вспомнить лишь странную пару: один – длинный, около двух метров, худой, в больших роговых очках; другой – маленький, с клочковатой рыжей бородой. Они шли по заснеженному берегу моря с ананасами в руках и говорили о нем. Антону запомнилась только одна фраза, которая к нему как раз не относилась, но он все силился понять, что имел в виду бородатый, сказав: «Бог любит юродивых и героев».