Ильич безмятежно улыбался.

Именно он собирал потенциальных восходящих на комплексные семинары под условным названием «Вспомним всею семьей».

Тяжело вспоминали. Вообще, тяжело шла загрузка нужной Синдикату ментальности, ни дать ни взять – погрузка леса на баржи в доках порта.

Ведь все эти люди, частью даже образованные, совсем ничего не знали ни об истории, ни о культуре, ни о традициях своего народа… Все они подпадали под принятое в иудаизме определение «украденные дети», ибо некогда еще их деды были украдены у своей истории умелой и наглой воровкой, – советской властью…

Но Синдикат с излишним – на мой взгляд – гостеприимным напором разворачивал перед растерянной паствой богатую скатерть самобранку: хватай, запихивай в себя обеими руками, торопись прожевать, глотай и снова хватай все новые и новые кушанья… И они, эти украденные дети, взращенные и вскормленные на совсем иной кашке, томились… удивлялись и не спешили вкусить от заморских, незнакомых на вкус, восточных по виду, яств… (И то сказать: объевшись самого наилучшего, наивкуснейшего, бывает, трое суток блюешь потом от переедания.)

…Между тем Гедалья Шток, Главный аналитик Синдиката, нагнетал очередную бурю, пугая синдиков страшными ведомственными карами в случае, если число восходящих не вырастет в самые ближайшие дни. Для чего вы все тут сидите, выкрикивал он, багровея и трясясь, от чего розовые лишаи псориаза расцветали на его лице и руках диковинными цветами. Вообще, Шток был достопримечательностью Синдиката, динамо-машиной, что заряжалась сама от себя, набирала обороты, раскручивалась и выдавала феерический заряд такой воодушевленной античной трагедии, так мелькали бешеной мельницей короткие ручки, неряшливо припаянные впритык к огромному пузу…

У Штока, еще со времен его пребывания в должности рядового синдика, осталась зазноба в Дзержинске, под Москвой. Это была Большая Семейная Тайна Синдиката. В свое время он пристроил ее инструктором в местное отделение, и часто навещал, останавливаясь в Москве и попутно устраивая нам античные представления. Иногда вызывал ее из Дзержинска в Москву, и тогда она смирно сидела на наших перекличках, подобострастно вслушиваясь в шелестящий гортанный гул непонятного ей иврита.

– В то время как Родина ждет от вас новых тысяч восходящих, – орал Шток, потрясая пятнистым кулаком, – вы нежитесь здесь, в столице, греете зады в теплых квартирах, казенных машинах и здешних кабаках! И все это – вместо того, чтобы постоянно и неустанно инициировать восхождение!!! Но погодите: уже подписан приказ о сокращении штатов! И половина из вас в самом скором времени полетит назад!

Я скосила глаза на листок, который судорожно зарисовывал Яша Сокол. Это, как всегда, была серия кадров, комикс: в первом – крупным планом лишайная лысина Штока, его орущий рот с пузырем, в котором мелкими крошками насыпан был текст: «Родина ждет от вас десятки тысяч восходящих!». Во втором кадре действие опускалось под стол, где вкрадчивая женская рука вторгалась в пределы просторных штоковских брюк, неустанно инициируя восхождение … Этот кадр не был снабжен текстом.

…Тут нельзя не упомянуть, что тяжелая работа вдали от дома способствовала возникновению в личной жизни синдиков разнообразных сюжетов. У синдиков рушились семьи, рождались внебрачные дети, завязывались странные, не всегда традиционные знакомства. Яша, разумеется, запечатлевал в комиксах все эти былинные сказы под общим заголовком: «Наши монастырские новости».

Конец ознакомительного фрагмента.