Стражи ворот, крайне довольные собой, что все так успешно разрешилось, чуть не вприпрыжку вели под руки следующего.

– Оставьте его! – Сорви-голова, сжав кулаки, бросился им наперерез. – Вы, тупоголовые ишаки, он со мной!

Стражи остановились и уставились на преградившего им путь мужчину.

– Ты кто такой, – нахально спросил один из них, – чтобы указывать дворцовой страже, что ей делать?!

– Я – наследный принц султана эр-Рияда! – выпалил Сорви-голова и на всякий случай, для особо одаренных, добавил: – Вашего повелителя. А вы… – едва сдерживаясь, процедил Сорви-голова, – вы покойники.

Стражи ворот в сомнении повернули головы к стражнику, стоящему рядом с Сорви-головой. Тот только пожал плечами и еле заметно кивнул, мол, так вышло. Стражи выпустили из рук Синдбада и синхронно рухнули на колени.

– Пощади, о великий! – распластались они, отклянчив зады, у ног знатной особы. Шлемы слетели с их голов и бренча откатились.

– Двести палок по пяткам. Каждому. Это хорошо укрепит их память, – вынес беспощадный вердикт Сорви-голова.

– Уй-юй! – опять схватился за голову стражник, но те, что валялись в пыли у ног Сорви-головы, подползли к нему и принялись благодарно лобызать его обувь: хорошо, живы остались! К концу процедуры лобызания обувь принца блестела, словно генеральские сапоги на параде. Сорви-голова осмотрел результат работы стражей, удовлетворенно хмыкнул и сменил гнев на милость.

– Двести палок, но на двоих.

– О великий! – радостно взвизгнули счастливые стражи, не смея поднять голов.

– Пошли, мой юный друг, – сказал Сорви-голова Синдбаду, кладя руку тому на плечо. – Я уверен, эмир уже в курсе моего прибытия и изнывает от желания встретиться со мной поскорее.

Он оказался прав. Новости и слухи во дворце разносятся крайне быстро, что, впрочем, происходит не только во дворце и не только на Востоке.

Эмир, уже несколько отошедший после плотного обеда, успел перебраться в прохладный тронный зал дворца и теперь метался от трона к окну и обратно, невзирая на желудочные колики. Ожидание и предвкушение обладания редкой вещью были тягостны для его сознания. И вот, наконец, на пороге зала возник глашатай.

– К пресветлому эмиру прибыл Сорви-голова! – возвестил он и, приложив ладонь к груди, склонил голову и сдвинулся в сторону.

– Сорви-голова? – изволил удивиться Нури ибн Кабоб. Его лицо разочарованно вытянулось. – Кто он такой? Впрочем, пусть войдет.

Глашатай еще посторонился, пропуская мимо себя гостей.

– О, это вы, дорогой наш Оторви Башку! – обрадовался эмир, для солидности взбираясь на трон, похожий на низкий неширокий диван с валиками и атласными подушками, установленный на возвышении в половину человеческого роста – повелитель непременно должен возвышаться над своими подданными. – А нам доложили, будто прибыл какой-то Сорви-голова.

– Меня теперь так зовут, – устало вздохнул Сорви-голова. Как же тяжело, оказалось, менять имя.

– Разве? – задумался эмир. – Впрочем, какая-разница. Привезли ли вы обещанное?

Сорви-голова неспешно, вразвалочку, приблизился к трону.

За ним увязался Синдбад, выглядывая в толпе приближенных Амаль, но девушек, к сожалению, здесь вообще не было. Вокруг толпились одни бородатые морды в невообразимо высоких чалмах и двух, а то и трех халатах, надетых один поверх другого, что, возможно, повышало уровень самозначимости дворцовых прихлебателей.

– О да! Вам только надлежит послать охрану на мое судно и…

– Почему же вы не захватили его с собой? Вещица, должно быть, совсем крохотная, – разочарованно протянул Нури ибн Кабоб, поерзал на троне и запустил в правого махальщика подушкой, вымещая на нем нетерпение и злость.