, в простой эманации изначальной мысли и воли, из-за чего все иерархии и ценности потребовали пересмотра. Неосязаемое, или психика, стало основой, а «сугубо растительная» симпатическая система превратилась в хранилище немыслимых творческих тайн, в проводника животворящей Мировой Души, сделалась, если угодно, архитектором мозга, новейшего творения вечносущей творческой воли. За ошеломляющим величием спинномозговой системы, которая, как проводник сознания, по-видимому, тождественна психике как таковой, скромно пряталась симпатическая система, или «психика» в более глубоком и всеобъемлющем смысле, не просто взаимодействие кортикальных волокон. Несмотря на свою количественную и качественную незначительность, эта психика существенно превосходит собственно сознание как по глубине, так и по размаху мышления; вдобавок она куда менее беззащитна перед воздействием эндокринной системы с ее «зельями», она сама целеустремленно и упорно создает магические секреции.

>1117 Парацельс трудился над выведением в алхимической реторте сильфид и суккубов из корней мандрагоры[36], над изготовлением амулетов палача и чернейших народных лекарств[37], заявляя, будто познает истину, а Шлейх велеречиво изъяснялся на языке «мозговой мифологии» довоенной эпохи, однако, тем не менее, сумел проникнуть в сокровенные глубины человеческой психики, ведомый интуицией, не осознавший своих поступков. Бурное воображение трансформировало фигуры его речи в формы, которые на самом деле, о чем он и не догадывался, были архетипами коллективного бессознательного; эти фигуры появляются везде, где интроспекция пытается погрузиться в глубины психики – к примеру, в индийской и китайской йоге[38].

>1118 Если коротко, Шлейх был первопроходцем не только в области соматической медицины, но и в области глубинной психологии, на границах с областью вегетативных процессов тела. Это, без сомнения, самая темная область из всех, которую научные исследования долгое время тщетно пытались прояснить. Именно указанная тьма очаровала Шлейха и обернулась целым потоком творческих идей. Пусть он не опирался на какие-либо новые факты, эти его идеи, безусловно, будут подталкивать ученых к новым толкованиям и новым способам наблюдения. Как показывает история науки, прогресс познания не всегда состоит в открытии фактов; столь же часто он заключается в открытии новых направлений исследований и в формулировании гипотетических точек зрения. В частности, Шлейх неустанно повторял, что психика распространена по всему человеческому телу, что она зависит больше от крови, чем от серого мозгового вещества. Это поистине блестящая идея, ее значение трудно переоценить. Она позволила сделать ряд выводов об обусловленности психических процессов, и я сумел независимо подтвердить эти выводы моей собственной исследовательской работой. Имеются в виду главным образом исторические факторы, определяющие психический фон, как учит моя теория коллективного бессознательного. То же самое можно сказать и о загадочной связи между психикой и географической местностью (Шлейх увязывал эту особенность с различиями в питании, причем его доводы не следует немедленно отбрасывать как наивные и устаревшие). Если принять во внимание замечательные психические и биологические изменения, свойственные европейским иммигрантам в Америке[39], то само собой напрашивается заключение, что в этом вопросе науке еще только предстоит по-настоящему разобраться.

>1119 Хотя мысль и язык Шлейха всецело зависели от телесности, он, повторю, был буквально околдован бестелесной природой психики. В сновидениях его поражала внепространственность и вневременность ночных грез, а истерия была для него «метафизической проблемой», ведь «идеопластические» способности бессознательной психики нигде не проявлялись столь же ощутимо, как при неврозах. С удивлением он взирал на телесные изменения, внушаемые человеку бессознательным при истерии. По этому почти детскому изумлению видно, сколь неожиданными были для него подобные наблюдения, пусть для психопатолога они уже давно не в новинку. Еще можно оценить воззрения того поколения медиков, к которому принадлежал Шлейх; это поколение, ослепленное предрассудками, привыкшее пренебрегать воздействием психики на тело, делая первые робкие шаги в психологии, полагало, что без психики вполне можно обойтись. С учетом указанного недостатка в психологических знаниях тем более поразительно, что Шлейх – это и вправду немалое достижение – вообще смог признать существование психики и сумел пересмотреть понимание биологической причинности. Его выводы кажутся психологу избыточно радикальными или, во всяком случае, чрезмерно смелыми, поскольку они вторгаются в области, которые философская критика должна выводить за пределы человеческого понимания.