Я ещё и незлопамятная.

Но я, дура, подошла:

– Хэй, меня Ира зовут.

– Привет, – он даже оглянулся, проверяя, точно ли к нему обращались. Сверкнули очки, искажая размер глаз и придавая Давиду ещё более важный вид.

Ёжики-уёжики, как зачесались руки достать телефон и сделать пару кадров. Обожаю живые фотки. Сотовый лежал в кармане моей любимой оранжевой толстовки, провоцируя на глупости. Я прямо почувствовала проникновенный шёпот: «Зафотай старосту! Такой профиль пропадает!». У него реально был харизматичный нос с горбинкой, не каждый день такой встретишь, а скулы – кирпич квадратный, достойные, тут спорить не буду. Но я сдержалась. Собралась с мыслями, перестала пялиться на идеальный белый воротничок и предложила:

– Мы тут решили тусу устроить по поводу первого сентября, ты с нами?

Вообще-то не совсем решили, так – перекинулись парой идей на перекуре да выяснили, что недалеко есть отличный бар, где подвиснуть можно не слишком расточительно. Ну как бар? «Бургер Кинг». Но пиво там дешёвое, места много. И нет ничего лучше для знакомства, чем всеобщая попойка! Ну как попойка? По коле за знакомство закажем. Это несказанно сближает людей. Ну как сближает? Хотя бы имена запомню.

А вот ботан заупирался:

– У меня дел много. Ещё в деканате надо данные по учебным материалам и телефоны группы взять.

– А не проще у нас самих напрямую спросить? – я честно пыталась быть вежливой. Но он сам провоцировал. Очками, губёхами своими презрительно поджатыми. И тем, что собирался что-то о нас выяснять за нашими спинами.

Парень, явно недовольный, неохотно признал:

– Проще. Меня зовут Давид Хворь.

– Клёвая фамилия.

– Считаешь?

– Конечно, другой такой нет. То ли дело моя – Синицына. Да Синицыных только в моём подъезде – три штуки. А такой, как у тебя, по всей стране не нагуглишь.

– И не надо гуглить. Зачем?

– А вдруг родственники твои по прабабкиной линии – наследники королевского рода и тебе наследство оставили??? А ты тут прозябаешь в нищете, – и на телефон его зыркнула, чтоб ощутил силу моего сарказма.

Но Хворь не проникся, ответил с чисто питерским выражением лица, когда вроде не посылают, но уйти очень хочется:

– Я всю родню знаю. У отца родословное древо есть.

Вот-вот. А вы, нищеброды, завели себе родословное древо? Нет? Ну и жуйте просроченные суши из «Пятёрочки», а нам с родословной на выставку пора. Для самых породистых.

Порода из Хворя так и пёрла. И вся, главное, на меня.

– Прямо древо?! И все-все-все там? До какого колена? Я тоже хотела своё сделать. Да чё-то всё никак. – А чего? И правда хотела, в третьем классе. Даже пробабушку записала в блокнотик.

– До шестнадцатого.

– Крипово. Вы дворяне, что ли?

– Евреи.

– Израильские?

Вот непонятно, я его стебу или он меня? Или это сейчас обоюдное действие?

– Обыкновенные. – Давид достал расчёску и провёл ей по волосам. Что там чесать-то? Серое месиво и так идеально лежит. Но главное – староста шевелил только одной рукой, остальное тело оставалось неподвижным, хотя пальцы побелели. И даже ответил, почти не двигая губами: – У нас нет подвидов.

Зато пафоса с полную бочку набито.

– А вы разве не должны отдельно учиться…

Вот бы было здорово, вот бы хорошо.

– Мой отец живёт в России уже сорок лет, – Давид ещё раз провёл расчёской по голове, мне почему-то этот жест угрожающим показался. И отстранённо посмотрел в окно.

Я тоже взглянула: серый питерский внесезон. Как обычно. Я-то привыкла уже к этой цветовой гамме, поэтому ношу яркие броские цвета и не корчу из себя губернатора Пермского края.

– Ты ж староста наш теперь, нельзя тебе отказываться!