Но Кис свалил в частный сыск, и теперь к нему на кривой козе не подъедешь: его надо за бабки привлекать к делу. А в данном случае ситуация не та, чтобы считать, что помощь частного сыщика необходима, и никто не позволит Громову привлечь его к делу официально.

Можно еще, конечно, чисто по дружбе попросить, Леха не откажется, но тут самолюбие Сереге мешало…

Пока Громов зависал над философией и психологией дружеско-профессиональных отношений, Кис вдруг позвонил сам.

– Как ты там? – спросил.

– Да вот, все морочусь с маньяком, – признался Серега. – А ты чего это заинтересовался? – с подозрением спросил он друга.

– Так просто. Свободная минутка выдалась, решил узнать, как продвигается расследование.

– А ни черта не продвигается. Смотри, уже есть три дела с одним почерком. А сегодня привалило новое, но там совпадения только частичные… – и Серега поделился с Лехой подробностями.

– Ты прав, надо обязательно переговорить с персоналом кафе, – выслушав, произнес Кис. – Вероятность того, что убийца познакомился с этой девушкой… Валентина, да?.. что убийца познакомился с ней именно там, высока. Ты сказал: у него должна быть приятная внешность – поскольку следов борьбы нет и прочее, – и я согласен. Но все же парня, который вынырнет у двери подъезда, даже симпатичного, ни одна девушка не поведет к себе домой сразу. То же относится к знакомству в метро и прочих видах городского транспорта. Должен был произойти ритуал ухаживания, хотя бы короткий.

– «Ритуал ухаживания»? Я тоже думал об этом… Ладно, бывай.

Несмотря на уговоры Маши, Лия отправилась к родителям. В конце концов, Славку попросить никогда не поздно, если понадобятся его тренированные мускулы. Но сейчас ей требовались мозги. Причем папины.

И, к слову, запасной ключ от ее квартиры.

Мама первой вышла в прихожую, встревоженная.

– Что-то случилось, доченька?

С Лией никогда ничего не случалось – по крайней мере, такова была стандартная версия для мамы, – но та всегда волновалась. А они с папой всегда волновались за нее: сердечница.

Порок сердца выявился, когда она носила Лию, на шестом месяце, и тогда папа стал бояться, что потеряет любимую жену при родах. Все обошлось, но страх не ушел: порок сердца, как бомба замедленного действия, мог убить ее в любой момент. Маме пришлось резко изменить образ жизни, ограничить движение, бросить работу, глотать лекарства… Всего за несколько лет молодая, красивая, хрупкая женщина обрюзгла и постарела. Только ее чудные волосы, светло-русые, тяжелые, остались прежними…

Лия, еще девочкой, часто перебирала старые фотографии и жалела, что никогда не видела маму такой, как на снимках, – красивой и беззаботной. Сколько она себя помнит, мама болела, была бледной, отечной и пахла валерьянкой. Поэтому даже малейшее событие, вроде двойки или вызова родителей в школу за прогул, – все это было между Лией и папой. Маму они берегли сообща.

Собственно, они и были сообщниками. Со-общники во всем, во взглядах, в отношении к миру и своему месту в нем.

Георг (русифицированный вариант от армянского имени Геворг) был чудесным отцом. Он умел идти ей навстречу, часто Лию баловал, но и умел быть честным, не боясь сказать дочери не всегда приятную правду. Именно папа научил ее противостоять жестокому диктату школьной моды, первобытному соперничеству девочек и гормональному самоутверждению мальчиков.

Однажды – Лие было тринадцать, и, как все девочки ее возраста, она была зависима от мнения подружек – он отказал ей в покупке модной юбки. Зарабатывал папа хорошо, вполне мог позволить себе дорогую вещицу, но отказал. А когда Лия, рыдая, обозвала отца скупердяем, он ее повел в кафе-мороженое и там, сидя напротив дочери, объяснил ей… «Это соревнование никому не дано выиграть. Ты купишь модную шмотку, – завтра кто-то придет в еще более модной. Эта гонка ведет в тупик, солнышко. Остановись, не участвуй в ней. Ты, твоя личность не определяется юбкой, правда же? Какая бы вещица на тебе ни была надета – ты всегда та же Лия, та же умница и талантливая девочка. Так ставь на это. На себя ставь! На свои достоинства, на то, что есть