Но внимательному слушателю этого и не требовалось.

– Кто этот человек для тебя?

Я не знала ответа на этот вопрос…

– Никто. Просто знакомый.

 Доктор несколько секунд помолчал.

– Давай представим, что твоя придуманная реальность – это небольшой камешек. Ты кладёшь этот камешек в воздушный шар, надуваешь и отпускаешь. Он не может улететь в небо, так как камень тянет его к земле. Поэтому он немного взлетает, падает, взлетает и падает. Оболочка шара тонкая и может лопнуть в любой момент. Но это не происходит сразу. Он не лопается от шероховатости асфальта или других мелких препятствий. Он лопается, когда напарывается на что-то существенное. – Кауфман пронзительно посмотрел мне в глаза. – На что-то значимое, Эмили.

Значимое… 

Мне стало неловко, и я, не зная, куда спрятать смущённый взгляд, рандомно выбрала ничем не примечательную кружку с кофе. Напиток, скорее всего, уже остыл.

– Это сложно назвать значимым. Скорее, странным…

– Я тебя расстроил?

– Заставили задуматься.

– Думать – это очень даже хорошо, – мягкая улыбка сгладила волевые черты мужского лица.

В моём случае этот вывод звучал сомнительно.

– Кто такой Максвелл?

Как выстрел в огромном пустом здании. Хлёстко, резко, громко. Со сбивающим долгим эхом. Мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы не сорваться с кресла и не выбежать из комнаты, прервав необходимый для выздоровления диалог.

– П-почему вы спрашиваете о нём?

– Потому что он находится сейчас внизу и настаивает на встрече с тобой.

Я шокировано уставилась на него в ответ. Уайт? Здесь?! Настаивает?!

– Я попросил его подождать, так как у нас сеанс, – беспечно продолжил рассказывать доктор. – Но потом я выяснил, что твоя сестра включила его в список людей, присутствие которых рядом с тобой крайне нежелательно.

Что? Какого чёрта?!

– Но в твоём личном списке запретов не упоминается этот человек. Поэтому я предположил, что будет справедливо спросить тебя. Ты хочешь с ним увидеться?

– Нет! – слишком поспешно выкрикнула я.

Леон Кауфман и бровью не повёл на этот чокнутый выпад.

В моём довольно коротком перечне лиц, которых я ни под каким предлогом не соглашалась видеть, были все: Дэниел, Кэти, Стефани, на всякий случай даже мои родители, вероятно, даже не подозревающие о моём местонахождении. Они не знали, что их дочь сошла с ума. Потому что всегда были заняты лишь собой.

Максвелла я не внесла. Ведь я и подумать не могла, что он может прийти. Но он пришёл. Он был здесь, и нас разделяло всего несколько этажей.

– Хорошо, – доктор невозмутимо принял мой ответ. – В таком случае предлагаю на сегодня закончить. Увидимся завтра в то же время. Хочешь, я попрошу отнести пирожные в твою комнату?

Что?! Я была уверена, что мужчина, который терпеливо слушал мою исповедь на протяжении всего последнего часа, думал сейчас вовсе не о дурацких пирожных.

Как и я…

– Доктор, Кауфман, – осторожно позвала я. – Леон…

– Да, Эмили?

Несколько секунд на смелость и храбро на выдохе:

– Я хочу встретиться с ним.

Эмили.

Намеренно сдерживая шаг, я неторопливо двигалась по вымощенной камнем дорожке, обрезанной по бокам ровными линиями, переходящими в большие травянистые полотна. Двор для выгула психопатов был щедро засажен многолетними растениями, и в воздухе парило уже ставшее привычным за эти недели сочетание свежей хвои и сладкой магнолии. Несчастные могли безлимитно надышаться мнимой свободой, прежде чем снова уйдут в свой особенный мир. Мир иллюзий.

Люди вообще чересчур склонны к иллюзиям. 

К счастью, мне практически никто не встретился. Наступило послеобеденное время, и большинство пациентов отдыхало в своих комнатах, выполненных по всем параметрам безопасности. В этом пятиэтажном здании, окрашенном в закономерный белый цвет, распорядок был превыше всего. Поэтому разрешение доктора Кауфмана на встречу с чемпионом совершенно ясно продиктовывалось не особенным ко мне отношением, а желанием преуспеть в моём скорейшем выздоровлении. Наконец, уже сдвинуться с мёртвой точки.