Было тихо, если не считать шума ветра и шелеста успокоившегося после бури моря. Оно ударялось о льдины, от этого они слегка поскрипывали. Эти звуки вызывали тоскливое, безнадёжное чувство бессилия перед стихией и трагедией, которая, должно быть, произошла совсем недавно. Может быть, это было даже вчера, когда господствовал северный ветер.
Ладья пережила тот шторм в уютной бухте. Как только море успокоилось, и задул поветерь11, решено было сниматься, чтобы наступающие холода не заставили зимовать на Новой Земле.
– Яков Осипович… Идёмте отсюда. Некому тут помогать. – Савва мотнул головой в сторону берега, стараясь не смотреть на оледеневшие тела. – Если трюм и богат добычей, грех у нави12 отбирать… сами знаете… Батюшка-Море не простит.
Бекетов кивнул. Ему самому не хотелось находиться на мёртвом судне. Он был не робкого десятка, но одного взгляда опытного морехода хватило, чтобы понять: смерть первой ступила на палубу отважного кочмары. Искать живых – бессмысленно.
– Погоди… Товар не тронем. Лоцию же забрать надо, – сказал он сурово и припомнил известную поговорку: – И опосля нас помор13 на промысел пойдёт, как же след для него после себя не оставить?
Савва согласно кивнул. Поморские лоции – это святое. Издавна мореходы сурового Севера подробно описывали в них опасные места, безопасные подходы к укромным бухтам, где можно было спрятаться от волн и бушующих ветров. Там же были данные о приливах и отливах, о скорости морских течений, и судоходности рек в период паводка и засухи.
Такие записи помор дома за божницей хранит, а на судне кормчий, спать ложась, под подушку их кладёт. Эти книги из поколения в поколение передаются, как самое ценное наследие.
Дурной приметой было брать из трюмов рыбу, нерпу и моржовую кость, которую добыли погибшие промышленники. Батюшка-Море, забрав их с собой, имел право и на их добычу. Взять лоцию, молитвенник и иконки, коли на судне они были, не возбранялось всякому доброму христианину.
– Вы на нос загляните. Может, там, у печи, кто-то живой ещё есть. Да в трюме проверьте… Я в казёнку14 загляну.
Кочмара – судно небольшое, но имеющее свои отсеки. На носу выкладывали печь, там готовили, и там же располагался кубрик. В средней части, в трюме, перевозили товары, рыбу, птицу, нерпу, моржовую кость. На корме располагалась каюта кормчего.
Туда Яков Осипович и направился, предоставив спутникам право обследовать нос и трюм. Вход оказался заперт, как этого и следовало ожидать. В шторм закрывали всё, что можно, чтобы вода не попадала во внутренние помещения. Ко всему прочему низ у двери оледенел. Чертыхнувшись второй раз, Бекетов достал поясной нож, и стал отбивать наледь от порога.
Он работал, чувствуя спиной неприятное ощущение сверлящего взгляда закоченевшего трупа.
– Нет там живых, – Илко поднялся из трюма и подошёл к Бекетову. – Не доброе тут место… Уходить надо…
– Подсоби-ка мне с дверью, – не слушая его, приказал Бекетов. – Лоцию возьму, иконки поищу. Креста на берегу не оставить, так глядень15 из камней сложим под скалами, куда вода в прилив не достанет. Иконку меж камней оставим за помин души рабов Божьих… Вот и будет им часовенка…
Илко подошёл к нему. Порывом налетевшего ветра сбило ему капюшон на спину.
– Сменный ветер… – сказал самоед. – От берега он… плохо это… Сейчас тут край лохты16 зарупасило17, а может и всё зарупасить.
– Про ветер сам понимаю… Ничего… Мы сейчас быстро управимся… Да и не оторвёт льдины так быстро… Тут наторосило хорошо, да морозцем прихватило. Я больше за ладью беспокоюсь… Не шибко удачно мы встали… Как бы её с якоря не сорвало…