Ветерок позднего лета слегка холодил. Роберто, нахмурившись, ушел с балкона в роскошную гостиную и закрыл за собой высокие подъемные окна.

– Принесите плед, – приказал он, ни к кому в особенности не обращаясь.

Во всех домах Роберто было полно слуг. Он никогда не интересовался обязанностями каждого, но знал, что если хоть кто-то находится поблизости, его желания тут же исполнятся.

– И принесите чашу. Я желаю посмотреть на чертову чашу.

Через несколько минут хорошенький темноволосый мальчик с длинными ресницами и трогательной ямочкой на подбородке притащил хозяину шафраново-желтый кашемировый плед от Лоро Пианы – поскольку приближалась осень, Роберто признавал только осеннюю палитру цветов – и закрытый плексигласовый футляр, в котором лежала маленькая чаша из чистого золота.

Роберто отпер футляр ключом, который носил на платиновой цепочке на шее, и любовно взял чашу, как мать – новорожденное дитя.

Не больше современной десертной чаши и совершенно не украшенная резьбой или филигранью, чаша была олицетворением простоты. Отполированная и ослепительная. С гладкими, вытертыми прикосновениями многочисленных рук боками, она, как казалось Роберто, излучала некую магическую силу.

– Это принадлежало императору Нерону, знаешь? – промурлыкал он мальчику, который ее принес. – Его губы касались края в этом месте. Прямо там, где сейчас мои. – Роберто прижал влажные мясистые губы к металлу, оставляя блестящую дорожку слюны. – Хочешь попробовать?

– Нет, сэр, спасибо, мне было бы не по себе.

– Попробуй! – скомандовал Роберто.

Мальчик, краснея, сделал, как было велено.

– Видишь? – довольно улыбнулся Климт. – Ты только сейчас коснулся величия. Каково это?

Мальчик что-то беспомощно залепетал.

– Не важно. – Роберт отпустил его резким жестом руки. – Филистер, – пробормотал он тихо. Это крест, который ему приходится нести. Быть постоянно окруженным ничтожными людьми, неспособными осознать истинную природу красоты!

Все же он утешал себя тем, что подобные испытания уготованы всем великим художникам. Благородные страдания.

Завтра он, Роберто, уедет в свой загородный дом. Чаша Нерона последует за ним несколько дней спустя. Климт нанял элитарную команду секьюрити, чтобы защитить свои сокровища. Глава этой команды несколько дней назад уведомил Роберто о слухах, касавшихся некоего плана ограбления квартиры на виа Венето.

– Ничего конкретного. Только намеки и шепоток. Какой-то большой шишке в преступном мире, откуда-то из-за границы, понравились экспонаты вашей коллекции.

– Держу пари, что понравились, – рассмеялся Роберто. У любого вора больше шансов ограбить Форт-Нокс, чем обойти систему охраны его квартиры. Тем не менее, по совету главы секьюрити, он согласился перевезти чашу Нерона и еще пару редчайших экспонатов в Сабину. Единственным частным итальянским владением, охраняемым лучше римской квартиры Роберто Климта, было загородное поместье Роберто Климта. Он лично будет наблюдать за установкой чаши в только что переоборудованной «сокровищнице», а в ожидании ее прибытия станет наслаждаться телом юноши по вызову.

Юноше было восемнадцать. Ему щедро платили за услуги. Роберто предпочитал юных мальчиков, из тех, кто не склонен к содомскому греху. Притворная покорность была плохой заменой подлинному сопротивлению. Но после неприятного инцидента с двумя цыганскими мальчишками, которые спрыгнули с крыши здания после свидания с Роберто, ему волей-неволей пришлось стать более осторожным.

«Чертовы цыгане! Шваль, все до одного!»

В высшем обществе Рима были те, кто их извинял. Либералы прощали им грязь, уродство и воровство, оправдывая все это их бедностью. Роберто презирал бедных людей. Когда-то он сам был беден и считал это грязным пятном на своей репутации и добром имени.