Для начала стоило подкрепиться. Ближайшее заведение, где я мог насытить свой желудок не только гнилыми отрубями, располагалось в подвале соседнего дома. Именно здесь собирались в вечернее время служивые, выясняли отношения, веселились, дрались. Вывески не было, но все знали, что заведение называется «Иван да Марио» – по именам хозяйничающих там родных братьев (смешно, но бывших акробатов). Я спустился в мрачноватое помещение, обитое строительными плашками и озаренное светом свечей. Драгоценное электричество в дневное время предпочитали не изводить. «Безъяйцевые близнецы» (как справедливо окрестили эту парочку завсегдатаи заведения) были на месте. К счастью, только они. Ни одного посетителя. Эти двое практически не отличались друг от друга. Обоим под пятьдесят, одутловатые, сутулые, длиннорукие, одетые в одинаковые ватные жилетки. Но отличались они элементарно – у Ивана под правым ухом красовался рваный шрам, а у Марио точно такой же был под левым, что всегда являлось причиной подколок и острот. В данный момент один из них шкрябал шваброй щетинистые полы, а другой наводил порядок за барной стойкой, уставленной муляжами бутылок. Вернее, сами бутылки были настоящими, но вот их содержимое не имело отношения к спиртсодержащим напиткам. От греха подальше, как говорится. Драки и стрельба в заведении – явление рядовое. Все нужное для посетителей хранилось под стойками и в железных ящиках.

– Убиться веником! Пречистая сила! Какие люди в Голливуде! – добродушно прогудел Иван, узрев мою смиренную физиономию, и на всякий случай покрепче обхватил швабру. – Лучший друг Георгия Константиновича!

Народная молва рвалась через время и пространство, и, похоже, эти двое знали обо мне больше, чем я сам. Но я помалкивал – пусть их. Кто мелко плавает, тот громко квакает.

– Достойный представитель талантливой молодежи, – поддакнул Марио, как бы ненароком отодвигая бутылку, за которой хранил пистолет. – Герой нашего времени, блин. Ты чувствуешь, Иван, как нас охватывает ощущение полной безопасности?

– Чувствую. Держу пари, что он не просто так свалился, – сказал Иван, подмигивая водянистым глазом. – С посланием мира и дружбы, так сказать. А смотри-ка, он неплохо выглядит. Такой брутальный, недавно постирался.

– Ага, и только за это ему уже положен международный трибунал, – ощерился Марио. – Ты не знаешь, Иван, наш Карнаш так и живет на выселках в своем самолете?

– Так и живет, – подтвердил Иван. – Отдельно от всех. Сырьевой придаток при энергетической империи. А ты не знаешь, почему он помалкивает, как партизан на допросе в гестапо? Может, спросишь у него?

– А почему это я должен спрашивать? – удивился Марио. – Тебе интересно, ты и спрашивай. А мне вот, знаешь, братан, это ни капельки не интересно.

Они издевались еще несколько минут, а я стоически вырабатывал терпение. Потом стянул головной убор и пристроился за крайним столиком. Они изумленно на меня уставились.

– Ну, ша, акробаты, – сказал я, – довольно. Может, покормите, в конце концов?

– Может, тебя еще и напоить? – не поверил своим ушам Марио.

– Можно, – кивнул я. – Пару пива, не больше. А то дела, знаете ли.

– Ну, ты наглец, Карнаш, – расстроился Иван. – Можно подумать, ты не знаешь, кого мы тут кормим и поим. Или у тебя есть парочка золотых слитков?

– Есть, – сказал я, достал упаковку тетрациклина и выбросил на стол. Иван тут же ее прибрал и, недоверчиво похмыкивая, принялся разглядывать.

– А мне? – сказал Марио.

– Держи. – Я извлек из бокового кармана компактную коробку и тоже положил на стол.