Конечно, простить врага своего проще всего. Проявить бездонное русское великодушие. Но если уж и прощать, то – кого-то конкретно, а не всех мерзавцев скопом. Установив сначала, что вот этот виноват и виноват в том-то. А потом уж думать, что дальше. Но если ты не докопался до правды, не установил виновного, значит, и прощать ты не имеешь права. Потому что тогда ты просто бесхребетная, равнодушная дрянь, о которую можно и нужно вытирать ноги. Ты сначала найди врага, установи его вину, а потом уж подумай, можно ли его прощать и зачем… Как это сделал бы, между прочим, тот же Немец, усмехнулся Ледников.

За бокалом свежевыжатого сока Ледников рассказал Немцу о том, зачем приезжала в Берн Разумовская, о своих встречах с Альмезовым.

– Думаешь, ему стоит доверять? – озадаченно спросил Немец.

Ледников невольно улыбнулся про себя – отец и Немец думают одинаково. Хотя люди совершенно разные. Но думать они умеют. Что означает – сие обстоятельство нельзя не принимать во внимание.

– Итак, наши действия? – поинтересовался Немец.

– Я отправляюсь к госпоже Абрамовой…

– А что она из себя представляет?

Ледников пожал плечами.

– Я только знал о ее существовании, как она знала о моем. Мы ни разу не встречались. Не знаю, что Разумовская говорила ей обо мне… А вот про госпожу Абрамову она говорила, что у нее талант вызывать у людей желание помочь ей.

– Ого! Это уже не талант даже, а дар божий! Причем весьма завидный. Так что будь осторожен…

– В смысле? – не понял Ледников.

– В том самом смысле. Знаешь, что говорит про тебя Клер?

Клер, жена Немца, была очаровательной парижанкой, трогательной и деловитой одновременно.

– Женщины чувствуют в месье Ледникове мужчину, который готов их понять. И может понять. Это очень важно для женщины, – продекламировал с ухмылкой Немец. – Месье Ледников к женщинам очень добр и снисходителен.

– Она мне льстит, а может, и заблуждается, – отмахнулся Ледников и посмотрел в окно, откуда открывался умиротворяющий покой берно-альпийской идиллии, вокруг – врезающиеся в голубое небо каменные исполины и несущаяся с головокружительных высот студено-хрустальная Аара.

– О-о-о…, друг мой, Клер в таких вещах провести невозможно. Ладно, довольно об этом. Я тоже нанесу несколько визитов – тут есть люди, с которыми мне приходилось иметь дела и которые многое знают. Постараюсь навести справки об аварии. Что да как было на самом деле… И включи, наконец, телефон.

Est quadam prodire tenus, si non datur ultra

Следует продвинуться хоть немного, если нельзя зайти далеко

Следователь всегда должен учитывать опасность оказаться в плену типовых версий, привычных житейских аналогий.

Госпожа Абрамова жила в Остермундигене в небольшом двухэтажном доме за невысокой зеленой изгородью на окраине Берна. Ледников отправился туда на такси без предварительного звонка, чтобы она не могла отговориться от встречи. Позвонил по телефону, уже стоя у калитки.

Она долго не брала трубку. Так долго, что мужчина, подстригавший кусты во дворе напротив, видимо, сосед, несколько раз внимательно посмотрел в сторону Ледникова. Сейчас еще полицию вызовет, подумал он. У швейцарцев это любимое занятие – в полицию звонят по любому поводу. Тут нет слова стукач, а есть выражение «сознательный гражданин».

Наконец, она ответила. Естественно, по-немецки. Голос звучал испуганно. Господи, чего она-то боится?

– Здравствуйте, Женя. Это Валентин Ледников.

Она молчала.

– Я стою у вашей калитки… Откройте, пожалуйста, нам надо поговорить.

Спустя какое-то время, дверь дома распахнулась, и госпожа Абрамова с телефоном в руке вышла на крыльцо. Через изгородь ее было хорошо видно. Высокая темноволосая женщина в очень дорогих, судя по количеству дыр, джинсах. Вот только лица ее было почти не разглядеть. Оно было слишком бледным как на плохой фотографии. Но что-то в нем показалось Ледникову хорошо знакомым, словно они уже виделись где-то…