-Ну, как же. Если бы она красовалась тут в амазонке на породистой лошади за триста ленов, меньше была бы похожа на бедную сиротку. А Графу это важно.

 

Вернувшись в Развалины, Эдин сразу зашел к Графу. Тот сидел в своем кресле у камина и читал, как чаще всего и бывало. Увидев Эдина, старик закрыл книгу, не забыв положить между страниц закладку.

— Хочешь поговорить?..

— Граф, как долго я ещё пробуду здесь? — спросил Эдин.

— Примерно месяц или немного больше. Бик сообщит, когда твой цирк прибудет в Верден. А что, тебе уже надоело с нами? Соскучился?

— Нет, Граф, не надоело. Но соскучился...

Пожалуй, он действительно соскучился. По Милде и акробатам, по медведю, да по всем, в общем. Здешняя сытая и вольготная жизнь была хороша, кто спорит, но жить только так — скучно. А теперь и Аллиель нет.

Старик задумчиво смотрел на него и улыбался.

— Я прикинул план наших занятий на этот последний месяц. Тебе следовало бы лучше разобраться в истории, и, знаешь ли, в торговле. Это обширная тема, без нее никак.

— В торговле, Граф?.. — удивился Эдин.

— Именно. Здесь речь не о том, чтобы держать лавку на рынке. Я подумываю о негоциантской школе, хотя и не хочется отпускать тебя надолго. Нам с тобой осталось так немного времени, мой мальчик.

— О негоциантской школе?..

— Именно так. В Гринзале. Увы, в Кандрии нет действительно хороших школ для людей твоего сословия. Тебе следует изучить философию, риторику, искусство переговоров, это помимо негоциантского дела, конечно. Нужно научиться вести беседу правильно и сколь угодно долго, уметь склонять собеседника на свою сторону. У тебя хороший ум, непосредственность, врожденная способность сразу схватывать суть. Это все как драгоценные камни, которые требуют шлифовки. И ещё есть ряд полезных предметов, танцы и фехтование, скажем. В последнем, пожалуй, ты преуспел, Якоб Лаленси хорошо постарался. Но все равно, нельзя останавливаться. Ещё морское дело — что скажешь?

Эдин только пожал плечами, сказать было нечего. Морское дело, негоциантское — слова и не более.

— И что важно, в Гринзале тебе не будет мешать отсутствие дворянства. Скорее наоборот. Ты удивишься. Друг мой, это пока лишь размышления, — Граф похлопал его по руке. — Тебе скоро четырнадцать, сможешь стать полноправным членом Цирковой гильдии. Что бы мы ни решили, тебе придется каждый год по четыре месяца проводить в своем цирке, чтобы сохранить членство в гильдии. Его тебе потерять нельзя.

— Граф, да я ведь сам не знаю, когда именно мне исполнится четырнадцать... — заметил Эдин, словно это было важно.

— Нестрашно. Бик ведь этой весной собирался вводить тебя в гильдию?

Да, Бик об этом говорил. Хотя, пожалуй, если бы не Граф, Эдин долго бы дожидался от хозяина этой милости, года два, может быть, а то и все три.

— Граф, я стану шутом короля Герейна? — спросил Эдин прямо.

— Полагаю, что так, — подтвердил тот спокойно, — только позже, ты не готов пока. Знаешь, ведь редко какой циркач откажется от службы у короля, верно?

— Да, Граф. Никто не откажется.

Это благородному нет чести быть шутом, а циркачу — совсем даже неплохо, и жалованье высокое, как говорят. Откажется тот, кто побоится не справиться, не понравиться, да не каждого и возьмут на эту работу! А он, пожалуй, скорее из тех, кто не справится. Ну, не шут он!

Эдин так и сказал:

— Вряд ли я смогу быть шутом, Граф. Я не всегда умею быть смешным, и не люблю, и хорошие шутки мне редко приходят в голову! Я циркач, но не шут...

— Об этом не беспокойся, — ответил Граф без тени сомнения, — думаешь, все королевские шуты смешны и остроумны? Как бы не так. Шут может говорить что угодно, и все станут покатываться от смеха, просто потому, что так полагается. А уж если ты иногда сможешь удачно пошутить — совсем хорошо. Ты циркач, артист, многое умеешь, этого достаточно, поверь.