– С Андреем Никитичем. Он страдал хроническим бронхитом, а санаторий «Старый Крым» специализируется на болезнях дыхательных путей.

Анна встала, полезла в комод и достала старый бархатный альбом для фотографий.

– Вот, взгляните, – она раскрыла альбом и показала мне черно-белый любительский снимок, где мой отец обнимал миловидную женщину с волосами и глазами Анны. Они оба улыбались в объектив: женщина смущенно, а отец слегка недовольно. Похоже, он не хотел фотографироваться, однако не посмел отказаться, чтобы не обидеть свою даму.

Я перевернул карточку, увидел написанную на обороте дату и отметил, что снимок сделан за четыре года до моего рождения. Мои родители тогда уже были женаты.

– Сколько тебе лет? – бестактно спросил я у Анны.

– Тридцать один…

«Она старше меня на три года, – подумал я. – Сроки сходятся, если учесть девять месяцев беременности».

Напряженные расчеты отразились у меня на лице, потому что Анна холодно заявила:

– Не стоит так нервничать. Я вам в сестры не напрашиваюсь.

«Овечка проявляет характер!» – мысленно констатировал я и так же холодно полюбопытствовал:

– Есть еще фотографии?

– Эта – единственная. Если хотите, порвите.

– Зачем же? – мои губы растянулись в саркастической ухмылке. – Я не варвар какой-нибудь.

Анна сердилась, и это шло ей гораздо больше смирения. Она с трудом сдерживала готовую сорваться с языка отповедь.

– Давай перейдем на «ты», раз уж мы родня, – примирительно предложил я.

Ссориться мне с ней было ни к чему. Это противоречило моему обязательству перед отцом.

– Давайте… давай, – недоверчиво согласилась она. – Ты приехал разоблачить меня?

Я прикинулся непонимающим, хотя она разгадала цель моего визита.

– В смысле?

– Ну, убедиться в том, что я самозванка, которая имеет виды на деньги господина Крапивина. А потом убедить в этом и его. Так вот, дорогой братец, мне плевать на ваши деньги! Моя мама до самой смерти молчала и никогда ничего не просила. Ни у кого! И я ничего не прошу ни у отца, ни у тебя. Если хочешь знать, я бы ни за что ему не написала! Меня мама заставила…

– Это из каких соображений? Тридцать лет молчала, а потом вдруг опомнилась?

– Она не могла оставить меня совсем одну.

– Запоздалая забота! – вырвалось у меня, и я тут же пожалел о своих словах.

Анна нахмурилась и замкнулась в себе. Я допустил промах. Нужно было исправлять положение.

– Отец умер, – брякнул я, не найдя лучшего способа встряхнуть ее.

До нее не сразу дошел смысл сказанного.

– У-умер? – тихо переспросила она.

– В конце марта. Он слег и больше не встал. Я пообещал ему позаботиться о тебе. Поэтому я здесь.

В глазах Анны промелькнули горечь, сожаление и непонимание, но она не пролила ни слезинки. «Это как раз нормально, – подумал я. – Она видела его только на снимке. Кто он ей? По сути, чужой человек. Странно было бы оплакивать чужого человека».

– Мама не рассказывала мне о нем, – грустно призналась Анна. – Я не успела к нему привязаться. В детстве я ненавидела его за то, что он нас бросил. А потом… просто вычеркнула его из своей жизни…

Громкий, требовательный стук в дверь прервал ее исповедь.

– К тебе гости, – сказал я, ликуя.

Пока она пойдет открывать, мне удастся пошарить по ящикам комода. Наверняка она держит документы там же, где и альбом с фотографиями.

Я метнулся к комоду, едва хозяйка покинула гостиную, выдвинул верхний ящик и торопливо зарылся в бумаги. Горка квитанций, паспорт… я не ошибся! Где-то тут наверняка хранится свидетельство о рождении. Так… это не то… школьный аттестат мне тоже не нужен… Черт! Она вот-вот вернется, а я…