– Неужели вы станете остерегаться и меня? – спросила она и рукой, которой держалась за него, тихонько похлопала его по груди у сердца.

– Как вы можете это думать, сударыня? – возразил он, повернув к ней голову; она поцеловала его в лоб.

– Стало быть, – заговорил аббат, – полиция Фуше для нас опаснее летучих батальонов и контршуанов.

– Совершенно верно, ваше преподобие.

– Ах, так! – воскликнула дама. – Фуше, стало быть, собирается подослать к нам женщин! – И после краткой паузы добавила грудным голосом: – Буду ждать их.

А на расстоянии трех-четырех ружейных выстрелов от опустевшего плоскогорья, откуда уехали предводители шуанов, происходила одна из тех сцен, которые в те времена нередко случались на больших дорогах. За околицей деревушки Пелерины, в небольшой ложбинке, Хватай-Каравай и Крадись-по-Земле снова остановили дилижанс. Оказав слабое сопротивление, Купьо слез с козел. Безмолвный пассажир, которого шуаны извлекли из угла кареты, очутился на коленях в зарослях дрока.

– Ты кто? – спросил у него Крадись-по-Земле зловещим тоном.

Путешественник молчал. Хватай-Каравай ударил его прикладом ружья и повторил вопрос.

– Я бедный человек, Жак Пино, торгую полотнами, – сказал он тогда, бросив взгляд на Купьо.

Купьо отрицательно покачал головой, полагая, что этим не нарушает своего обещания. Этот знак воодушевил Хватай-Каравая – он прицелился в путешественника, а Крадись-по-Земле грозно и решительно заявил ему:

– Не прикидывайся бедняком, ты слишком толстый. Если ты еще раз заставишь нас спросить твое настоящее имя, мой друг Хватай-Каравай одним выстрелом заслужит уважение и благодарность твоих наследников… Кто ты? – добавил он.

– Я д'Оржемон из Фужера.

– Ага! – воскликнули оба шуана.

– Это не я назвал вас, господин д'Оржемон, – сказал Купьо. – Пресвятая Дева свидетельница, я честно защищал вас.

– Ну, раз вы д'Оржемон из Фужера, – иронически-почтительно сказал Крадись-по-Земле, – мы вас оставим в полном покое. Но так как вас нельзя назвать ни добрым шуаном, ни настоящим синим – хоть вы и купили земли жювинийского аббатства, – то вы нам заплатите выкуп, – добавил шуан, делая вид, что пересчитывает по пальцам своих товарищей. – Вы заплатите нам триста экю по шести франков. Нейтралитет стоит таких денег.

– Триста экю по шести франков! – хором повторили несчастный банкир, Хватай-Каравай и Купьо, но все с различными интонациями.

– Что вы, дорогой мой! – сказал д'Оржемон. – Ведь я разорен. Эта чертова Республика объявила принудительный заем в сто миллионов франков; меня обложили на огромную сумму, и я остался без гроша.

– Сколько же потребовала с тебя твоя Республика?

– Тысячу зкю, дорогой мой, – ответил с жалобным видом банкир, надеясь получить скидку.

– Вот какие большие деньги выхватывает у тебя твоя Республика на принудительный заем! Сам видишь, что с нами тебе будет выгоднее: наше правительство дешевле. Триста экю – разве это слишком много за твою шкуру?

– Где мне их взять?

– У себя в сундуке, – сказал Хватай-Каравай. – Да смотри, чтобы экю были полновесные, а не то мы убавим тебе весу на огне.

– Где же я должен заплатить вам?

– Твой фужерский загородный дом недалеко от фермы Жибари, а там живет мой двоюродный брат Налей-Жбан, иначе говоря – Сибо Большой; передай ему деньги, – сказал Хватай-Каравай.

– Это не по правилам! – воскликнул д'Оржемон.

– А нам какое дело! – ответил Крадись-по-Земле. – Помни, что, если в течение двух недель ты не принесешь денег Налей-Жбану, мы заглянем к тебе ненадолго и вылечим твои ноги от подагры, если у тебя подагра. А ты, Купьо, – продолжал он, обращаясь к вознице, – будешь теперь называться «Вези-Добро».