− Французы и англичане теперь могут поменяться местами в дипломатической колоде, − заметил я тогда. – Пока еще Александр сохраняет преемственность политического курса, но всегда сможет его поменять. С англичанами ему сейчас ссориться не с руки, так что о завоевании Индии на время придется забыть.

Помнится, Суворов тогда сердито пробормотал нечто нелестное об умственных способностях царствующих особ в столице империи и надолго замолчал. Вечером на совете он потребовал ускорить переходы и с тех пор постоянно носился рядом с войсками, заботясь о том, чтобы ускоренные марши не вывели солдат из строя. До зимы, впрочем, мы едва успели добраться до Аральского моря, и нам пришлось устроить зимовку в поселении, основанном неподалеку от Туркестана.

Всю зиму от безделья я только то и делал, как занимался стрельбой с Сыромятниковым и теперь, помимо ружей, превосходно стрелял из пистолета. Мы добавили несколько усовершенствований в конструкцию патронов и тщательно измеряли порох, поэтому полученные результаты изумили нас обоих. Теперь я мог запросто всадить пулю в центр мишени на расстоянии в сотню шагов.

Ранней весной армия отправилась дальше на север, но к тому времени, повинуясь царскому рескрипту, требовавшему, чтобы военачальник поскорее явился в столицу, Суворов оставил войска заботам генерал-майора Берга и выехал к столице империи. И вот сейчас, после долгого пути, мы впервые приблизились к конечной цели, причем Александр Васильевич до сих пор сомневался, действительно ли ему окажут достойный прием.

Император Александр, однако же, нисколько не отступился от своих намерений устроить поистине царское чествование прославленного полководца. Еще на подъезде к Москве мы узнали, что все офицеры, участники похода, получили внеочередные повышения, а списки награжденных лиц, представленных Суворовым, утверждены Высочайшим повелением, на них пролился щедрый дождь орденов и денежных поощрений. Кроме того, все полки получили боевые отличия.

Сегодня, однако, едва мы подъехали к Петербургу, по настоянию одного из адъютантов царя, Суворов вынужден был пересесть из повозки в великолепную карету с открытым верхом, запряженную девятью породистыми скакунами, специально предоставленную для провоза полководца по улицам города. Вместе с Суворовым поехали его ближайшие помощники и генералы, сплошь в великолепных парадных мундирах, когда только успели переодеться. Я рангом не вышел и ехал на своем Смирном в веренице офицеров за каретой главнокомандующего.

Толпы народа ликовали и шумно приветствовали Суворова. На въезде в столицу карету встретил генерал-губернатор. Народу на улицах стало еще больше, только теперь это были больше горожане, при этом, чем дальше мы продвигались к центру, тем более аристократичным становился состав встречающих лиц: поначалу это были крестьяне, потом торговцы и ремесленники. Затем все больше попадались дворяне, пока, наконец, вся толпа не засияла обилием напомаженных лиц и блестящих париков, которые аристократы все еще использовали по старой памяти. Все эти люди кричали имя Суворова, подбрасывали вверх шапки, шумно аплодировали и чуть ли не стояли на головах от радости. Наш военачальник был искренне тронут проявлением народного обожания, он то и дело вставал в карете и кланялся, вызывая новые взрывы ликования.

На площади перед императорским дворцом тоже стояли войска. Повинуясь стародавнему указу еще Павла Первого, постановившего, чтобы Суворову оказывались почести, равные царским, они торжественно салютовали, будто бы ко дворцу прибыла монаршая особа. За войсками толпились придворные, сплошь генералы, а еще разряженные кавалеры и дамы. Утреннее солнце щедро заливало площадь, и я пожалел, что не могу запечатлеть сие великолепное зрелище, а то и выложить его в социальной сети, получив кучу восторженных отзывов.