Наставники были из наших. Капитан Коротковский учил минно-взрывному делу. Лейтенанты Безруков и Быков вели занятия по физической подготовке, стрельбе и рукопашному бою. Старшим был подполковник Кусков. Они приходили на занятия когда в нашей форме, когда в немецкой. Иногда заявлялись вообще в обычном прикиде.
Кормили нормально, паёк был лучше, чем красноармейский. По воскресеньям водку в обед и на ужин давали. Увольнительные выписывали. Но чтобы ходить обязательно по трое. Два наших и какого-нибудь костолома из второго взвода дадут в нагрузку. Тогда я узнал, что наша база находилась в Смоленске. Немцы улицу как-то на свой лад называли. Надпись была, но их буквы разбирать так и не научился. На слух понимал, а читать – облом.
Несколько раз приезжал начальник команды с проверкой. Такой длинный, худой и с усами. Инструкторы его упоминали как подполковника Вернера. Может, немец, а может быть, из прибалтов. И ещё один приезжал проверять. Этот точняком немец был. Здоровый такой. И по-нашему говорил коряво, но понятно. Что не по нраву – так и по морде стеком мог заехать. Мы после бега построились перед ним – сказал, дескать, все слишком грязные да неопрятные, и нашему лейтенанту Быкову врезал по роже. Не сильно, заметно, что руку удержал, но опустил показательно.
До мая мы в Смоленске находились, а потом вывезли всех за город и поселили на бывшей станции МТС. Там продолжили мурыжить занятиями – подготовкой. Иногда и днём, и ночью. Один из наших ногу сломал – отправили в госпиталь. Больше его не видели. И ещё один фраер «колотушку» себе под ноги умудрился уронить[22]. Его-то насмерть, а троих, кто был с ним рядом, осколками сильно посекло. Их тоже в госпиталь отправили.
И постоянно по одному допрашивали – всю душу вынули. До наших, конечно, им далеко, но выдавили, что у хозяина в гостях намастрячился баранку крутить[23].
В середине мая меня забрали из абверкоманды и отдали в группу оберфельдфебеля Малера. С ними пообтирался неделю. Тоже тренировались. Друг к другу приноравливались… Начальник, ежели меня прямо здесь не собираешься в расход выводить, то, может, фельдшера позовёшь? Мозжит, аж спасу нет…
– А ты излагай скорее. Быстрее к доктору попадёшь. Если заслужишь.
– Так и так перед тобой, как перед попом на исповеди. За все свои ходки у следаков так не пел.
– Когда за уголовщину тебя брали, речь шла только о сроке. А сейчас за шкуру свою стараешься. Продолжай, а мы послушаем.
– Да, собственно говоря, всё уже рассказал. После того как были набраны группы, в начале июня нам устроили проверку. Стреляли, бегали, маскировались, снимали часовых… Некоторые четвёрки разбросали – криво сбацали. Осталось пять четвёрок и две пятёрки. Три группы, как и мы, перешли линию фронта. Остальных должны были забросить на парашютах. У нас старшим – оберфельдфебель Малер, обергефрайтор Гюнтер – радист. Третьего они звали Вальдемар. Как соображаю, русский он. Похоже, из старорежимных. Звания не знаю. Вальдемар должен был мосты наводить и базарить[24]. До кучи радистом числился. Они с Гюнтером вместе с этим ящиком возились. Мне поручалось взрывать – минировать, обеспечивать всех жратвой, ну и, по ходу, всякая другая ерунда. Ну, как уже сказал, надо было как шоферюге базарить с народом на дорогах, в автобатах и на складах. Линию фронта перешли два дня назад. Вчера в лесу была встреча с одной из наших групп. Вальдемар и Малер побубнили с ними и разбежались. Мы с Гюнтером только полянку и тропинки охраняли. Вечером он на своей шарманке стучал.