Продолжает рассказ Маины Святослав Медведев, член-корреспондент РАН, директор Института мозга человека:

«Мы знаем, как входит информация, как она выходит. Но что с ней происходит в процессе, это большая тайна. Известно пока мало еще и потому, что мы не знаем, на сколько процентов изучен человеческий мозг. Это тот самый случай, когда практика далеко опередила теорию. К концу афганской войны технология зомбирования достигла такого высокого уровня, что подчас было невозможно даже заподозрить хоть какую-то обработку человека. Если в первые годы пребывания наших военнослужащих в Афганистане вербовочные операции со стороны противника длились до 7—8 месяцев, то в последние месяцы вербовка шла за полтора часа. Схема простая: человека силой приводят в штаб, зомбируют с помощью лекарственных средств и психологических тактик, наносят на тело ранения и выбрасывают недалеко от поля боя, как будто он попал под обстрел».

Военный попадает к своим. Иногда распознать в нем зомби бывает практически нереально. В человека закладывалось до четырех программ поведения. В лучшем случае этот человек запрограммирован на передачу информации нужным лицам.

Георгий Рогозин, с 1993 по 1995 год первый заместитель начальника Службы безопасности Президента РФ: «По этому принципу работают так называемые «почтовые ящики». Людям забивают информацию и потом с этой информацией отправляют в другой регион. И там с человека «снимают» эту информацию, потом стирают все, и он опять Петя, Вася, Джейсон, нормальный человек, без всякого осознанного контакта с этой информацией. Он к ней доступа не имеет. Американцы работали с целым рядом программ в этом направлении, у них хорошие результаты».

Но цели противника при зомбировании наших военных не ограничивались передачей информации. В числе задач были убийства, срывы важнейших операций.

В Афганистане моджахеды получали солидные премии за захваченных советских дипломатов и советников. Пленных переправляли на секретную базу ЦРУ в Пакистане, где методом гипноза и другими психотропными приемами из человека вытряхивали всю интересующую информацию. Это был первый этап. Потом, после специфической обработки, от пленного оставалась лишь телесная оболочка с сознанием новорожденного. И этого новорожденного очень мудро использовали. Домой он возвращался закодированным зомби. Но весь ужас заключался в том, что человек даже не подозревал об этом.

«После разведдопроса применялись технологии смывания, чтобы человек не помнил ни тех, кто задавал ему вопросы, ни то, о чем его спрашивали, – рассказывает генерал-майор Георгий Рогозин. – Для того чтобы сохранить сознание, записывали все, что он рассказывал о себе, на магнитофонную ленту, и через некоторое время ему делали психотропные уколы под левую лопатку, потом сажали под наушники и загоняли всю эту информацию. Потом загоняли информацию обучающего класса, связанную с возможным дальнейшим его участием в деятельности спецслужб, находящихся, допустим, на территории Советского Союза».

В глубины подсознания пленного закладывалось четкое задание на диверсию или даже ликвидацию нужного лица. И в определенное время под действием закодированного сигнала (а им могло быть что угодно – набор звуков, изображение или даже запах) заложенная программа включалась, полностью парализуя волю.

Проблема заключается в том, что в ряде случаев так и не удалось узнать, какая программа была заложена в человека. Когда наши врачи пытались открыть сознание потерпевшего, в нем запускалась программа самоликвидации – происходили сбои в организме, которые могли привести к смерти. Сеансы прекращались.