«Викинг, я не вижу текст на визоре, – передал я. – Повторяй голосом все, что напишет мне Бак».

– Есть, принял! – раздался в мембранах голос Викинга.

«Бак, насколько пострадала платформа?» – Я принялся передавать жестами.

Визор вспыхнул, а Викинг перевел:

– Ей капец. Минуты не протянет.

Хуже ситуации еще не было за все время моей охоты на тварей. Хуже было, только когда Ксюша умирала после падения со скалы, но то не было напрямую связано с охотой. То была моя ошибка, а сейчас мне ошибок допускать больше нельзя, от этого много жизней зависит. Я оставался командиром группы – без зрения, без возможности видеть данные визора и прицеливаться, без возможности прямой коммуникации с Баком, без возможности перемещаться на водометах, без возможности нормально дышать, барракуда его дери.

Когда платформа умрет, все ее боевое охранение, усмиренное мной, превратится просто в огромную стаю торпед и в дикое минное поле. Все твари разом нападут на нас с Баком, уже не боясь ранить платформу, и на батиплан. В этих условиях, честно говоря, я вообще не представлял, как нас можно эвакуировать. Если бы я один был на океанском дне, я бы не задумываясь отдал приказ Рипли развернуть батиплан и на полном ходу улепетывать к берегам Шри-Ланки, под защиту береговых батарей. Но на дне со мной оставался Бак, его я не мог так запросто принести в жертву. Не был я шахматистом по своей природе, не мог я оценить ценность одной жизни против другой, или даже двух. Если выбираться, то всем. Ну и погибать всем, если не выйдет выкрутиться.

Одна беда – у меня ни малейших идей не было, как можно выкрутиться в создавшейся ситуации.

– Платформа сдохла, – услышал я голос Викинга, хотя визор не вспыхивал новым сообщением от Бака. – Пропала радарная метка.

Я с трудом удержался, чтобы не отдать команду Рипли и Викингу к отступлению. Я вдруг понял, что если они сунутся в гущу торпед, им не выжить. Биотехи зажмут их и торпедируют. Почти наверняка. Но именно это «почти» меня удержало от рокового жеста. Отступать было нельзя. Рипли и Викинг хотя бы защищены броней, у них колоссальная огневая мощь и скорость маршевого мотора. Они могут прорваться. В теории. Бак же был почти беззащитен, и если его не попытаться эвакуировать, ему точно конец. С гарантией. О себе я вообще не думал. Моя гибель в этой миссии была для меня очевидной.

Я замер всего на секунду, стараясь принять хоть сколько-нибудь оправданное решение, но в этот момент стало ясно, что некая неучтенная мною сила вторглась в ситуацию. Рипли длинно и витиевато выругалась в эфире, чего в обычных обстоятельствах она себе не позволяла. Чем вызваны ее бурные эмоции я еще понять не успел, но уже ясно было, что такие трехэтажные речевые обороты из уст симпатичной молоденькой симпатичной девушки не могли вырваться без веской причины.

Зрение постепенно восстанавливалось, я еще не мог читать буквы на визоре, но уже различал строки. Это можно было бы посчитать добрым знаком, если бы не остальные проблемы.

«Отставить ругань! – приказал я. – Доложить обстановку!»

Но ни Рипли, ни Викинг ответить мне не успели, вместо этого я услышал голос, который услышать никак не ожидал. На связь вышел ни кто иной, как оставленный на базе салага по прозвищу Дикий.

– Эй, старичье! – весело произнес он. – Мне показалось, вам нужна помощь. Рипли, красавица, прикрой «Катрана», на нем посылочка для Долговязого, а то у него плохо получается дышать под водой.

Хотя мое зрение еще не до конца восстановилось, но все же я смог различить на радаре три динамичных размытых точки. Первая – это батиплан «Валерка» с Рипли и Викингом на борту. Вторая, наш беспилотник «Катран», несущийся со стороны базы «DIP-24-200» на маршевом двигателе, а третья – легкий скоростной затопляемый транспортный модуль «Скат-44», предназначенный для доставки боевых пловцов и грузов к местам боевого дежурства на сверхглубинных эшелонах.