Был в применении такого ружья и еще один важный положительный момент – снаряд летел не в воде, а в воздухе, и торпеды, лишившись поддержки и покровительства шельфовых ракетных платформ, не имели возможности засечь его на траектории и уклониться. При длине бухты в километр и боевой дальности ружья в пять километров, я мог долбить по тварям с борта «Толстозадого», удобно расположившись в шезлонге с картриджем лимонада у ног. К сожалению, ни шезлонга, ни лимонада в нашем распоряжении не было, но зато имелись продвинутые глубинные бомбы к нему, надкалиберные, повышенной мощности взрыва.
– Тебе в рубке-то тоже делать особо нечего, – сказал я Чернухе. – В прицел тяжелого ружья мы будем видеть всех тварей, и успеем принять меры, если боевой профиль для автомата облажается. Так что вооружайся, постреляем вволю.
– Прямо с брони? – В глазах Чернухи заблестели веселые искорки.
– Не вижу для этого никаких препятствий, сударыня.
Мы оба обвешались удобными патронташами с увесистыми снарядами, взяли по ружью и выбрались через шлюз наружу. Включив прицел, который высветил над стволом прямоугольную голографическую проекцию, я разглядел туманные профили скал, подсвеченный уровень моря, показания альтиметра, компаса и координатного модуля, но главное – стандартные радарные метки тварей. Их было много у входа в бухту, больше пятидесяти, но зато других поблизости не было видно, похоже, к нам стянулись все торпеды, выжившие после зачистки прилегающей акватории.
– Поохотимся, – произнес я, снарядил ружье реактивной глубиной бомбой и пальнул в одну из ближайших стай.
Я привык к тому, что торпеды после выстрела бросаются врассыпную. Они ведь сканируют пространство вокруг себя ультразвуком, и слух у них чуткий, и еще серединная линия, как у рыб, чувствительная к любым перепадам давления. Но реагируют они, только если выстрел произведен в воде. Мой же снаряд, выбитый из ствола первичным вышибным зарядом, врубил реактивный двигатель в пяти метрах от меня, стабилизировался на траектории, и понесся вдаль, оставляя за собой кучерявый след белого дыма. Чернуха, умница, не стала ждать, а тоже пальнула, в другую стаю, чтобы дать тварям меньше шансов принять решение.
Тяжелыми ружьями мы много раз пользовались, не только на тренировках, но и в бою, прикрываясь от атаки ракетных платформ, то есть, по воздушным целям осколочными заградительными снарядами. Глубинные бомбы к этим ружьям были для нас новой матчастью, мы не знали их мощности, и сколько торпед они могут убить при попадании в стаю. Знали мы только то, что на этих снарядах не надо вручную устанавливать замедлитель и глубину взрыва, это в автоматическом режиме делал вычислитель прицела. Но, честно говоря, сообразительностью он нас удивил. Понятно, что он знал положение каждой из торпед по локатору, дистанцию до них, и текущую глубину погружения, но одно дело иметь информацию, а совсем другое – отработать алгоритмы поведения снаряда на траектории. Тут, надо сказать, спецы-кибернетики постарались на славу.
Дело в том, что снаряды, разогнавшись на реактивной тяге, отстрелили еще не отработавшие двигатели заранее, задолго до достижения цели. Дальше боевая часть мчалась по баллистической траектории, согласно заранее созданной модели расположения относительно выбранной цели. Это исключало для торпед возможность хоть как-то услышать вой вырывающегося из дюзы раскаленного газа. Дальше больше. Торпеды ведь не мины, они не стоят на месте и не прилипли к грунту якорным жгутиком, они барражируют, лавируют, описывают дуги постоянно, заодно ловят рыбу или процеживают планктон для снабжения водометов глюкозой и жиром. Выпущенная из ружья ракета достигает цели достаточно быстро, но не моментально, и за это время твари успевают хоть немного уклониться от точки самого эффективного поражения. Но не в случае с нашими умными глубинными бомбами. Это чудо технической мысли, разогнавшись и отстрелив двигатели, не просто оказалось в свободном полете, а выпустило аэродинамические стабилизаторы и принялось ими подруливать в направлении уходящей цели.