– Товарищи!
По строю побежал шепоток и смешки.
Капитан Лаптев, стоявший за правым плечом, тихо поправил комбата:
– Граждане переменники, товарищ майор…
Тот едва кивнул в ответ:
– Граждане… Солдаты! Да, я не оговорился! Раз воюете, значит, солдаты Красной Армии. Для меня, майора Крупенникова, вашего нового командира, не имеют никакого значения ваши судьбы. Мне не важно, кем вы были и почему попали сюда. Мне важно, как вы воюете сегодня. Сейчас! Чем лучше мы с вами воюем, тем быстрее вы вернете свою честь, и тем быстрее мы с вами вернемся домой. Тем быстрее закончим войну. Я видел многое. Начинал войну под Сталинградом. Верю, что ни я вас не подведу, ни вы меня. А теперь, батальон… Слушай мой первый приказ. После обеда приступить к занятиям по тактической и огневой подготовке согласно плану. Командирам рот и взводов доложить о результатах к девятнадцати ноль-ноль. Батальоооон… Смирно! Поротно… В расположения… Шагом… Арш!
Сдерживая ехидную улыбку, Крупенников сделал шаг назад, наблюдая, как переменники растерянно замялись на месте. Лишь один взвод стройно повернул направо и зашагал в нужном направлении.
– Чьи? – поинтересовался он у Лаптева.
– Свинцова бывшие. Теперь он временно на роте, взводом переменник командует. Бывший подполковник Звягин. Товарищ майор, а ведь у нас никакого плана подготовки нет. Третий день как из боя вышли. Люди отдыхали, да и у нас дел по горло было.
– Капитан, – повернулся к Лаптеву комбат. – Сейчас у нас десять пятнадцать, так?
– Так, – согласился начштаба.
– У вас два часа сорок пять минут на составление плана. А за это время, как известно, можно до КВЖД сбегать. Да… И включите в план строевую.
– Так точно, товарищ майор!
Крупенников опять поправил ремень, снял фуражку и посмотрел на солнце, утерев платком пот со лба.
«Вот лейтенанты и решили, что я зверствовать начал, – мелькнула мысль. – Когда-то и я так думал…»
Интерлюдия
Курсанты наматывали восьмой круг, яростно долбая сбитыми каблуками плац. Саратовская пыль забивала глотки так, что все строевые песни они орали на одной ноте – что тебе «Катюша», что «Три танкиста», все едино. Едкий пот заливал глаза, но однорукий старлей был неумолим. То носочек плохо курсанты тянут, то с ноги кто-то сбился, то слов у песни не слышно.
Лишь после третьего обморока строевик остановил занятие, и курсанты немедленно попрятались в чахлой тени акаций.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться! – откашлялся, наконец, Виталик Крупенников.
– Обращайтесь, Крупенников.
Старлей так и стоял на солнцепеке, не заходя в тень, лишь лениво похлопывал палочкой по сапогу, не обращая на жару никакого внимания.
– Товарищ старший лейтенант, зачем нам вся эта шагистика? Мы же на фронт скоро поедем, а не на парад!
Строевик присел, разглядывая покрытое грязными разводами лицо курсанта:
– А ты как сам думаешь?
– Не знаю…
– А кто такой боец Красной Армии знаешь?
– Ну… Это политически грамотный, образованный, подготовленный тактически и…
– Боец РККА, Крупенников, это частица единого и могучего организма. Умная, грамотная, подготовленная частица, самостоятельная и инициативная. Но частица. Один в поле не воин, а вместе мы – непобедимая армия. И чтобы боец научился себя чувствовать частью армии, как раз и нужна строевая подготовка. Научишься чувствовать плечо товарища на плацу – значит, и в бою его не потеряешь. Понятно, Крупенников?
– Понятно, товарищ старший лейтенант!
– Ну, раз понятно… Становись! Шагооом… арш! Песню запеее… вай!
– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…