Отлетела сеть, укрывающая окопы, и звонкий голос скомандовал:

– Гренадеры пошли!

Ну, пошли – громко сказано. Они никуда не ходили, только привстали и бросили гранаты с дымящимися фитилями. Двухфунтовые чугунные ядра описывали в воздухе дугу и взрывались с небольшой задержкой, позволяя гвардейцам спрятаться в укрытие от разлетающихся осколков.

– Определённо Товий Егорович договор с дьяволом заключил, – пробормотал Бенкендорф, когда свистящий кусок металла выбил из рук зрительную трубу. – Адское зелье.

Сотворённое главным императорским аптекарем господином Ловицем вещество требовало весьма осторожного обращения, иначе существовала возможность подорваться самому, но сегодня такой день, когда осторожность забыта, а благоразумие затаилось где-то в глубине души, стиснутое железной волей. День, в который брошенный на кон последний рубль становится на ребро.

Полковник поднялся, отбросив маскировочную накидку, и взял протянутый ординарцем толстый цилиндр из плотной вощёной бумаги. Направить вверх… дёрнуть за торчащий из донышка верёвочный хвостик… С шипением ушла в небо красная ракета – оказывается, и от развлекательных игрушек бывает определённая польза.

– Выбирать цели самостоятельно!

Впрочем, мог и не кричать. Во-первых, всё равно не слышно, а во-вторых, все гвардейцы знали свой маневр. Вражеского курьера, направлявшегося от Копорской губы, места высадки десанта, перехватили позавчера, а вчера весь день готовили позиции, подробно обсудив порядок и очерёдность действий. Непонятливых, вроде бы, не оказалось.

Две сотни винтовок, почти всё наличествующее в дивизии количество, ударили в образовавшуюся свалку со всех сторон. Удивительно, но и под губительным огнём противник не думал сдаваться – избиваемый, но ещё грозный полк шотландских горцев огрызался редкими выстрелами, офицеры неоднократно бросали людей в безнадёжные атаки, захлёбывающиеся едва начавшись.

– Ибическа сила, мать их… – Александр Христофорович царапнул рукой по дну опустевшей патронной сумки. – Тимоха, не спи, сучий потрох! Заряды!

Не услышав ответа, оглянулся – денщик лежал, уткнувшись лицом в траву, всё ещё сжимая дымящуюся винтовку. И мухи, безразличные к войне каких-то там людишек, уже примеривались к раздробленному прошедшей навылет пулей затылку.

– В штыки их, братцы! – Вскочил на ноги совсем молоденький подпоручик. В глазах горело возбуждение азартом боя и читались мечты о героическом захвате в плен вражеского знамени. – В штыки!

– Стоять, бараны! – Полковник рывком преодолел разделявший их десяток шагов и ударом в челюсть сбил юного героя на землю. – Расстреляю уродов!

Поздно! Порыв был подхвачен, и залёгшие в укрытиях гвардейцы поднимались в полный рост, офицеры и солдаты обнажали шпаги… Пошли! Пошли и прекратили стрельбу, позволив шотландцам зарядить ружья. Отрывистые лающие команды… залп, выбивающий из защитного цвета мундиров яркие алые фонтанчики… Но дотянулись! Бей гадов!

– Болваны! – орал на бегу Бенкендорф.

Он нёсся одним из первых, укоряя себя за то, что не смог удержать людей, за ненужные потери, за отсутствующие на переделанных из штуцеров винтовках штыки… Выстрел в поднимающего ружьё горца. Осечка. Бесполезный пистолет летит в чужую, с распахнутым в беззвучном крике ртом морду. Успел упасть на колени – пуля больно дёрнула за волосы – и полоснул шпагой по голым волосатым ногам. Пробегающий мимо гренадёр ткнул шотландца в живот, повернув клинок в ране, кивнул молча и пропал из виду где-то впереди. Александр Христофорович бросился следом, по широкой дуге огибая бьющихся в артиллерийской упряжке лошадей. Перепрыгнул через лежащую на боку пушку с одним колесом… и замер, остановленный вспыхнувшей в голове болью.