– А ну, поворотись-ка, сынку, какая смешная на тебе свитка!

Сын захлопал глазами. Видимо, готовился ко всему, вплоть до разноса по поводу отсутствующего парика с буклями, но не насмешки. Мальчишка, хоть и давно женатый, всё хочется убедить родителей в способности принимать самостоятельные решения. Одобрительно хлопаю его по плечу, для чего пришлось встать из-за стола и привстать на цыпочки:

– Орёл, мать твою! Машенька, это не тебе. С чем явился?

– Вот, Ваше…

– Титулование для парадов оставь. Ну?

Протягивает сложенный вчетверо лист бумаги:

– Прожект арестантского батальона, государь.

– Штрафного, Сашка, штрафного! – И объясняю уже помягче: – Мы же людям даём возможность искупить, так? И зачем им потом всю жизнь носить титул арестанта?

– Но позвольте… – вскидывает белобрысую голову.

– Не позволю! – пробегаю глазами бумагу. – Зачем тебе старые казацкие «сороки»? Вычёркиваем. Твоё дело не в осадах сидеть да приступы отражать, а… хотя… Ты чухонцев любишь?

– В котором смысле?

– В самом прямом. Забирай своё каторжное войско да отправляйся в Ревель, будешь учиться морской десант отражать. В Ревель я сказал! Чтобы через неделю в Петербурге ни одной сволочи не было! Указ напишу, да… И на эскадру напишу, пусть помогут немного.

– Государь, но Ревельский порт ещё во льду.

– Как так? Кто позволил? – Смотрит как на последнего дурачка. Ладно, для пользы дела можно и подыграть самую малость. – Лёд сколоть – и в Сибирь! Во избежание его возвращения установить батареи на… ну, там сам разберёшься. Всякое иностранное судно, военное или купеческое, подлежит немедленному аресту как возможный пособник неприятеля.

– Льда?

– Кого же ещё? При сопротивлении – уничтожить!

Убежал окрылённый. Мне бы в его возрасте кто сказал «топи всех, а Господь разберётся»… Эх, чувствую, не избежать потом дипломатических скандалов, если намнёт копчик какому-нибудь нейтралу. А плевать, на англичан и свалю, не всё же им с больной головы на здоровую перекладывать.

– Павел?

– Да, дорогая?

– Ты ведь это не всерьёз?

– Насчёт чего, льда или Сашки?

– Того и другого.

За стол уже не хочу, потянет в сон, а спать пока некогда. Неторопливо прохаживаюсь по столовой, заложив руки за спину, и стараюсь не поскользнуться на натёртом до сияния паркете. Объяснить ей?

– Знаешь… просто боюсь.

– Чего?

– Английских ушей в окружении Александра. Нет, конечно же, там шпионы толпами не ходят, самое обидное – не предадут и не продадут, просто ляпнут ненужное в неподходящем обществе. Англоманы, франкофилы, германолюбцы… бывают такие? Уроды, одним словом… Ради желания понравиться иноземной сволочи наизнанку вывернутся. Ага, загадочная русская душа…

– Не понимаю.

– И не нужно. Пусть считается моей придурью.

– Но это не так!

В уме не откажешь. Или в обычном женском тщеславии: кому охота быть замужем за идиотом? Хотя они в большинстве случаев именно таковыми мужчин и считают, но в глубине-то души надеются на обратное!

– Конечно? не так. Но об этом – молчок.

Утро закончилось, и новый день принёс сотни новых забот – казалось, здесь даже птички не гадят без высочайшего на то соизволения. Чего проще – накормить солдат, со вчерашнего вечера перебивающихся сухарями с ежечасно подносимой чаркой? Нет, нужно лично бить морды, снисходя с заоблачных высот до мерзостей обыденной жизни. Мордобитие в коей-то мере подействовало, и плац затянуло дымком от костров. Форменное безобразие и нарушение всего что можно, но кухня не справляется, и над огнём в больших котлах готовили баланду для арестантов – морить их голодом не входило в мои планы.