Она перехватывает мой взгляд и слизывает капельку коктейля с губ. Взгляд уже пьяненький и влекущий. Становится даже как-то обидно, если она, такая горячая и манящая, попадёт в лапы какого-нибудь типа вроде нашего Ромы или вон того стрёмного паренька в штанишках в облипочку.

Весь вечер зависаю рядом со столиком пышечки, да и взглядом натыкаюсь на неё, не выпуская из поля зрения. Даже курить бегал в рекордные три минуты, боялся, что… Да хрен его знает, чего боялся! Но, вернувшись, увидел, что за девчонкой наблюдает хрен с пошлыми дорогими «Ролексами». И не просто наблюдает, а мысленно уже раздел и сожрал.

Пока я прикидываю, стоит ли мне вписаться, девушка, одёргивая платье, которое и так и так коротко, сколько его ни дёргай, при смене музыки бодро и решительно направляется в мою сторону.

Разговор о похотливом начальнике и помощи выходит на диво идиотский, зато грудь, прижимающаяся ко мне, оказывается тёплой и мягкой. Во мне во весь рост встаёт Рыцарь, готовый броситься на помощь Прекрасной Даме. В штанах оживляется совсем не-Рыцарь, но тоже готовый. Вдвоём они лихо берут бразды правления и заталкивают здравый смысл, который вопит о том, что свадьба с Аглаей почти решённое дело, куда подальше.

Ромыч, пробегающий мимо, отвешивает шутку про то, что нормальные мужики на кости не бросаются. И мне неожиданно становится смешно. Не от дурацкого комментария, а в целом от ситуации. Хочется наплевать на доводы, которые я приводил себе перед тем, как собрался делать Аглае предложение, на всё разумное и здравое, и оторваться по полной.

Пышечка прижимается ко мне тесно-тесно и покорно позволяет вести себя в танце. Она даже на каблуках ниже на голову и очень уютно устраивает свою голову у меня на плече. А вот в штанах у меня совсем неуютно, и она это прекрасно ощущает, прижимается животом теснее. Между нами ощутимо коротит. И стоит ей поднять лицо и заглянуть мне в глаза, как я принимаю единственно верное в этом случае решение.

«Идём», – не даю ей и шанса передумать, держу крепко за руку и веду в служебные помещения. И она идёт, даже не сопротивляется, доверчиво вручив ладошку, вторая лежит на цепочке маленькой сумочки, перекинутой через плечо.

Пока идём по коридору, пытаюсь прийти в себя и запихнуть свои так некстати проснувшиеся варварские замашки. Выходит откровенно плохо. Да и моя спутница этому не способствует, обхватив пальчиками мою руку и прижавшись грудью теснее.

Дверь моего кабинета захлопывается, отрезая нас от внешнего мира. Щёлкает замок, и падает моё забрало.

Прижимаю пышечку к стене, задирая обе её руки повыше. С удовольствием наблюдаю, как аппетитно с этого ракурса смотрится грудь. Скольжу не спеша взглядом вниз: платье подскочило выше некуда, едва-едва прикрывая самое главное.

Во мне неожиданно рождается противоречие: с одной стороны, хочется медленно и вдумчиво исследовать женское тело, обвести ладонями бёдра, огладить талию, взвесить в руке упругую грудь, а с другой – развернуть незнакомку спиной, прижать щекой к стене и задрать платье, ворваться без предупреждения и трахнуть с оттяжкой так, чтоб у неё ноги не держали да имя своё забыла.

– Меня Света зовут, – разбивая вдребезги все мои планы, заявляет пышечка.

И уже не назовёшь её мысленно ни незнакомкой, ни пышечкой.

Значит, Светлана. Света, Светик, Светик-цветик, цветик-семицветик.

Страшно хочется убить Рому за его привычку коверкать имена и придумывать прозвища, и за спор этот несуразный. И волною отступает наваждение, в мозгу начинают крутиться извилины.