– Во-он землянки-то, – замедлив шаг, обернулся тать. – Пришли уж.

– Вижу, что пришли, – буркнул Иван. Посмотрел на вросшие в замерзшую землю, крытые еловыми лапами полуземлянки, с выходившими из прорех крыш клубами дыма. Остановился, крикнул:

– Лукьян, Лукьяне!

Улыбнулся, увидев, как, скрипнув сосновой дверью, выбрался наружу тощий нескладный парень, светлоголовый, узколицый, с детскими припухлыми губами и вздернутым носом – Лукьян. Увидев знакомого, Лукьян приветственно помахал рукой:

– Что, господине, не сидится на постоялом дворе-то?

– Да уж не сидится, – рассмеялся Иван. – Эвон, погодка-то! Красота. Да и праздник, одначе.

– Я б тебя в гости позвал, – подходя ближе, смущенно сказал Лукьян. – Да землянка выстыла – спасу нет. Топлю, топлю очаг – не помогает. Впрочем… – Отрок вдруг смешно наморщил нос. – Знаю, куда пойдем! К Барбашу, напарнику. У них тепло – в два наката потолок сложен. А это кто с тобою?

– В два наката, говоришь? – Раничев кашлянул. – Блиндаж целый, а не землянка. Поди, прямое попадание авиабомбы выдержит!

– Чего?

– Дело к тебе у меня, Лукьяне.

– Слушаю. – Парень почтительно склонил голову.

Кивнув на малолетнего татя, Иван в двух словах изложил проблему.

– Прогулялся бы тут со мной недалече, – закончил он. – Конечно, оружный и в кольчужице, да и желательно не один… Есть тут кого позвать-то?

– Барбаша позову, не откажет, – задумчиво кивнул отрок. – Еще и Варфоломея с Остяем можно. Нет, Варфоломей на страже уже… Ну тогда пожди чуть, Иване, я скоро.

Быстро натянув коротковатую кольчугу в пятнах коричневой ржавчины – так ведь за утро и не отчистил, – Лукьян прихватил сулицу и, быстро пробежавшись по друзьям, привел с собой еще двоих – круглоголового широкоплечего Барбаша и еще одного – щекастого, румяного да веснушчатого, про таких говорят – «рязанская рожа», впрочем, все они тут были рязанскими…

– Ну, пошли, что ли? – Иван кивнул ребятам, про себя отметив, что кольчуги-то и у остальных стражей оставляли желать лучшего. У Барбаша-то еще ничего себе, видно, что чинена да отчищена малость, а вот у щекастого Остея – ничуть не лучше, чем у Лукьяна.

– Татя держите, чтоб не убег, – Иван на ходу протянул парню веревку.

– Пусть только попробует! – хвастливо кивнул тот.

Воренок горестно вздохнул, показал на стоявшую в стороне от остальных баньку:

– Вона.

– Вона? – останавливаясь, переспросил Раничев. – А что-то там и не видать никого, а? Может, соврал ты, паря?

– Ну, ей-богу, не врал, кормилец! – бросился на колени тать. – Вон баня, тамоку они должны быть, там…

– Хорошо, – с угрозой кивнул Иван. – Пождем покуда.

Ждали долго, почти до вечера, Раничев уже отпустил Барбаша с Остеем, остался лишь один Лукьян. Сидели в баньке, прохаживались вдоль ручья, еще не замерзшего, журчащего черной холодной водою. Прождали тщетно.

– Что ж, – когда зазвонили к вечерне, пожал плечами Раничев. – Скажи-ка, Лукьян, что обычно с пойманными татями делают?

– Да на правеж сперва. Потом – бить кнутом да казнить али запродать в холопи, по вине смотря.

– Так и сделаем. Ты иди, Лукьяне, благодарствую за помощь. Авраама-писца увидишь?

– Да увижу. – Лукьян улыбнулся.

– Передашь, завтра его на постоялом дворе жду, после обедни пусть подойдет, ежели сможет.

– Гм… – Стражник замялся.

– Что такое? – вскинул глаза Иван.

– Навряд ли завтра сможет Авраам, – качнул головой Лукьян. – По всему ополчению с проверкою ходит – седни у нас вот был – записывает, у кого какое оружье да красиво ли, не ржаво ль, ново.

Раничев хохотнул:

– Ну то дело нужное. Прощай, Лукьяне.