«Да, с тех пор ты сильно изменился, – Мила покачала головой, взглянула на Колчина, силясь найти хотя бы отдаленное, мимолетное портретное сходство. – А у тебя нет более свежей фотографии?»

«Понимаешь, это семейная реликвия, вроде как талисман, – Колчин подпустил в голос немного дрожи, будто это объяснение стоило ему некоторых душевных усилий. – Когда была жива мама… Когда она еще была жива, фотографии стояла у изголовья ее кровати. И спасала от бед и болезней. Ну, порчу отводила и все прочее. Мама умерла именно в тот день, когда сослепу поставила фотографию в другою комнату, на комод. Если карточка будет стоять рядом, тебе обязательно повезет. Найдешь клад, выиграешь в лотерею или выйдешь замуж по любви».

«Что ж, звучит заманчиво», – сказала Мила.

Довольный собой, Колчин допил кофе. Он хотел сполоснуть чашку, подошел к мойке, отвернул кран. Но поток воды оказался слишком сильным. Чашка выпала из мокрых пальцев и раскололась надвое. «Ой, как жаль, – Мила собрала осколки и бросил их в мусорное ведро. – Очень жаль». Колчин чуть не обиделся. Только что женщина получила от него дорогой подарок, а переживает из-за грошовой чашки с золотым ободком. Он засобирался, сказав, что сегодня еще нужно повозиться с бумагами.

В пансионе пани Новатны царило прежнее уныние и запустение. Хозяйка, не скрывая брезгливой гримасы, бросила перед постояльцем на стойку ключ с деревянной биркой. «Вы, пан Баянов, не успели приехать, а уже нашли себе приключение с продажной женщиной?» – Новатны осуждающе покачала головой. Колчину стало не уютно под этим пронзительным взглядом. Он не стал врать и отпираться. «От вас ничего не скроишь, пани Новатны. Беда в том, что я слишком влюбчив», – Колчин потупил взгляд.

«Берегитесь. Женщины доведут вас до беды. Большой беды», – выдала мрачный прогноз хозяйка. Колчин только руками развел, изображая смиренную покорность перед волей судьбы. «Молодость, молодость», – пропел пан Вацлав, показавшись из-за женской спины. То ли он осуждал болгарина, то ли восторгался его прытью. Скорее всего, второе. Пан Вацлав и сам был не против ступить на тропу греховного коммерческого секса, но доходами пансиона распоряжался не он, а супруга.

Хозяйка немного смягчилась, взяла с постояльца пятьдесят крон и выдала ему чистое полотенце.

Колчин поднялся наверх, перекинул через руку махровый халат, который купил по дороге, отыскал дверь в мужскую комнату. Минут десять он, натирая тело мылом, стоя под струйкой воды, скорее, холодной, чем теплой, едва сочившейся из душа. Когда Колчин намылил грудь и спину, душ фыркнул, выпустил из себя воздушные пузыри, вода больше не лилась, а капала. Колчин стал обтирать мыльное тело полотенцем.

Когда эта экзекуция кончилась, Колчин всерьез разозлился на хозяйку. В конце концов, за свои доллары он должен получать хотя бы минимум удобств, хотя бы горячую воду, а не мудрые советы пани Новатны. Захотелось надеть новый халат, спуститься вниз, встать перед стойкой, за которой сидит пани Новатны. И пристрелить хозяйку. Выпустить в это бессердечное существо всю пистолетную обойму. А пану Вацлаву просто набить морду. Желание было настолько сильным, что Колчин едва справился с собой.

Колчин провел в грузовом отсеке «Фольксвагена» полтора часа, слушая пустые разговоры служащих «Аметиста». Кажется, жители большого города и туристы совершенно не интересовались покупкой автомобилей, пересев на общественный транспорт.

За все это время в конторе появился единственный постоянный клиент, торговец удобрениями. Он стал жаловаться Барешу на застой в делах и просить об отсрочке по платежу за машину, купленную еще в начале лета. Бареш не уступал, но и клиент не сдавался, напирая на то, что, возможно, возьмет еще один пикап, если сбросят цену и дадут отсрочку по старому платежу. Судя по всему, этот человек давно отравлял существование Бареша, выпрашивая новые скидки и отсрочки. Наконец, продавец удобрений что-то выторговал и ушел, довольный своей коммерческой хваткой.