– Вертолёт!!!

И в тот же миг, взглянув друг на друга, они обнаружили, что подумали об одном и том же. Это был миг озарения. Момент истины.

Миша засмеялся. Могло показаться, что это смех безумца, если бы на самом деле это не был смех выздоравливающего человека.

– Так вот оно что! – говорил он сквозь смех и вытирал слёзы. – Вертолёт! Ну правильно! Я всё никак не мог понять, как тот гармонист-шахматист умудряется впереди нас очутиться! А он на вертолёте! «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино!» Ха-ха-ха! Ну и кино! Ну и придумщики! Ну и зачем вы все это затеяли?

Вопрос был обращен к Иванову, но ответа от него сейчас невозможно было дождаться. Антон Николаевич сидел красный, как варёный рак, и одно это уже являлось для Миши Каратаева стопроцентным подтверждением того, что всё правильно он понял с этим вертолётом.

– А знаешь! – сказал он с чувством и даже приобнял Антона Николаевича. – Я ведь и тебя сниму, пожалуй. Ух, и репортаж у меня получится! Публика будет визжать от восторга, – очень кстати вспомнилась ему фраза из старого фильма.

– Не надо меня снимать, – вяло попытался отмахнуться Антон Николаевич.

– Нет, надо! – засмеялся Миша.

Он был совершенно счастлив сейчас. Разгадал этот чёртов ребус, а то уж совсем было подумал, что сходит с ума. А вот и не сходит! И не с ума! Раскусил он этих прохиндеев!

– Будешь главным героем моего репортажа, – пообещал Каратаев, на радостях легко переходя на «ты».

По Антону Николаевичу было видно, что никаким главным героем он становиться не хочет, но не знает, как ему сей печальной участи избежать. Вздыхал и маялся, бедолага.

– Ничего! – утешал его Миша. – Всё будет чики-чики!

Очень скоро дорога снова взбежала на пригорок, и взорам пассажиров открылось огромное, от края до края, поле, а посреди того поля – маленькая деревенька. И никаких вертолётов поблизости.

– Здесь? – поинтересовался Миша.

– Здесь, – вздохнул собственным печальным мыслям Антон Николаевич, который был сейчас мрачнее тучи.

– Дом какой?

– Слева по улице. Третий от края.

Дом как дом. Тут все такие.

У Миши Каратаева настроение настолько улучшилось, что он из машины выскочил первым. Только и успел спросить у Антона Николаевича:

– А как фамилия этого вашего селькора?

– Петров.

– Петров! – восхитился Миша, быстрым шагом направляясь к дому.

Как же славно, что просто Петров, а не Волобуев там какой-нибудь или вовсе Полузверский, прости господи!

– Эй! – весело закричал воспрянувший духом Миша. – Товарищ Петров!

И посмотрел на Антона Николаевича победно. Честно говоря, он даже не был до конца уверен в том, что кто-нибудь из дома выйдет. Потому что главное действующее лицо всех предыдущих розыгрышей в совершенно бесчувственном состоянии сейчас покоилось в багажнике машины, а потому что-нибудь предпринять никак не могло.

Но дверь всё-таки распахнулась, и из дома на крыльцо ступил вертлявый мужичок с по-ленински хитрым прищуром карих глаз, неаккуратно причёсанными вихрами на голове и несвежим квадратиком пластыря на правой щеке. Он бодро скатился с крыльца, сунул потрясённому Мише Каратаеву свою сухую ладошку для приветствия и отрывисто произнёс:

– Здравствуйте, товарищи!

Собственно, ради одного только этого момента нам и стоило весь розыгрыш затевать. Потому что Миша сейчас выглядел таким непосредственным – ну хоть делай с него иллюстрации для медицинской монографии о проблемах амбулаторного лечения прогрессирующего слабоумия. Челюсть отвисла, и глаза глядят вразнобой. Он смотрел на селькора Петрова так, будто того ещё на прошлой неделе схоронили, а он вот ни с того ни с сего вдруг ожил и даже своим ходом прибыл в родную деревню. И все спутники Миши точно так же смотрели на селькора. То есть понимали, что коллективно сходят с ума, да только стеснялись в этом признаться.