– Нет, – она встряхнула волосами, и они живописно упали ей на плечи. – Я должна сделать эту работу. Мне за неё деньги платят. Надо же вам как-то долг вернуть. Мне пора. Счастливо!

Она встала, пошла, не оглядываясь, но по её напряжённой спине он понял, что Алина чего-то ждёт, и решил, что – его, и, не смотря на не до конца высохшее пятно – а, пусть встречные думают, что хотят! – вскочил и увязался за ней.

Сергей пристально смотрел на её сверкающие медью волосы, тонкую спину, руки, талию, крепко перехваченную чёрным ремешком, и ему казалось: воздух вокруг неё колыхался и сверкал, и блеск её молодости, чистое, открытое лицо заставляло всех встречных мужчин глядеть на неё. В глазах многих из них он видел восхищение, изумление, откровенное желание. И даже воробей, который, распялив крылышки, прыгал по веткам березы вокруг равнодушно чистивший клюв самочки, вдруг опустил торчком поднятый хвост и, коротко чирикнув, уставился на Алину. Наверное, птаха привлекло странное, какое-то таинственное сиянье, разлившееся вокруг девушки. А может быть, всё это только казалось? Но, с другой стороны, воробей – безмозглая птичка, лишенная малейшего воображения. Что ему-то могло показаться?

Он долго не решался забежать перед Алиной и хоть что-нибудь сказать ей, но в конце концов набрался смелости, и, внезапно встав перед ней, отчаянно выпалил:

– Я хочу, чтобы вы скорее мне позвонили!

Алина от неожиданности остановилась, и он, с восторгом ощущая серебристый холодок в груди, увидел, как розовеют её щеки, и она, не смея взглянуть ему в глаза, опустила голову. Он понял, что она не знает, как себя вести, но ей, так же, как и ему, хочется продлить их мимолётное знакомство, погулять, поговорить о том – о сём, но она не знает, удобно ли это, да и вообще – могут ли так поступают приличные девушки? И он, чтобы не дать ей опомниться, выпалил:

– Я провожу вас!

И, сказав это «вас» вдруг поймал себя на смешной мысли: никогда и никому из своих сверстниц-ровесниц он не «выкал» так долго. Обычно как-то сразу переходил на «ты», и особенно не задумывался, что и как сказать, а тут – подумать только! – ведёт себя как очень благовоспитанный юноша. Джентльмен, чёрт побери!

– Господи, – вымолвила она и подняла глаза: её зрачки потемнели, и он почувствовал, что его губы пересохли. – Господи, меня же уволят, если я не сделаю эту работу!

– Ещё успеете, – ответил он. – Ну, идёмте же гулять – на Амур, в парк, или вы хотите поиграть в биллиард? Вы любите биллиард?

Он ещё о чём-то спрашивал её, и она что-то отвечала, но он не слышал слов – он слушал музыку её речи, и по тому, как она говорила, торопливо шла, часто постукивая каблучками по асфальту, и тщательно сохраняла дистанцию, чтобы, не дай бог, не коснуться его руки, Сергей вдруг понял, что понравился ей, по крайней мере – не противен, и она просто ещё не решила, достаточно ли он хорош для неё.

– Всё, – вдруг сказала Алина. – Мы пришли. Я живу в этом доме.

Дом был из тех, которые почему-то называют элитными: высокий, из роскошного красного кирпича, с башенками на крыше, телескопическими антеннами, треугольными балконами, тонированными стеклами, цветными витражами, огромными кондиционерами – сказка, а не дом! Он стоял почти на центральной части улицы, чуть пропустив вперед старинный особнячок, в котором сейчас располагалась художественная мастерская. И дом, и особнячок удивительным образом слились в единое целое: с одной стороны, должны были бы взаимно исключать друг друга – дореволюционная архитектура обычно плохо сочетается с модерном, но, с другой стороны, красный кирпич, использованный при строительстве обоих зданий, как-то скрывал, микшировал эти несоответствия; правда, современный кирпич, как его ни имитировали под старинный, всё же блистал свежестью и был каким-то слишком чистеньким.