– Тайно не получилось, – заметила Ирка, могучим мысленным пинком отбрасывая в сторону запоздалое чувство вины, чтобы оно не путалось под ногами, мешая действовать. – Значит, так. Предлагаю подождать часов до десяти. Если до тех пор наша блудная субмарина не вынырнет, мы объявим ее в розыск. А пока сидим и ждем.

– А лучше – идем и завтракаем! – внес поправку приободрившийся Вадик.

– Мужчины! – закатив глаза, пожаловалась Ирка много повидавшему и ко всему безразличному потолку двухместного гостиничного номера.

– Пам, пам! – за окном настойчиво посигналила машина.

Гудок был точно такой же, как у нашего студийного автомобиля, прозванного за цвет и нрав «Красным Дьяволом». Я испугалась, что проспала работу, резко подскочила и, уже стукнув пятками о прикроватный коврик, сообразила, что я не дома – дома мне под ноги обязательно попался бы телевизионный пульт, мужние тапки или одна из тысяч Масянькиных игрушек.

Я открыла глаза, поморгала, с огорчением осознала, что путем поднятия век значительного улучшения видимости добиться не удалось, и включила лампу – она очень удобно располагалась на прикроватной тумбочке. Желто-розовый свет размыл царящий в помещении полумрак, позволив разглядеть интерьер типичного гостиничного номера «без претензий». Я вспомнила, где я – в Берлине, успокоилась и снова откинулась на подушку.

В щель между неплотно закрытыми шторами сочился серый утренний свет, по подоконнику занудно тюкал дождь. Предновогодняя погода в столице Германии не радовала.

– Слышь, Ир? – не поворачивая головы, позвала я подругу, с которой мы сняли номер на двоих. – А на Красной Поляне сейчас снежный покров метров десять, наверное! Мужики наши на лыжах катаются, Масяня на санках…

Я мечтательно вздохнула и представила себе все незамутненные прелести зимнего катания: захватывающий полет со склона, преждевременное расставание с санками, продолжающими движение по собственной траектории, чувствительное приземление с опорой на копчик, бодрящий удар по пятой точке, потерю варежек и ориентации в пространстве с приобретением взамен утраченного пары едких ссадин и кучи снега за пазухой…

«В конце концов, можно просто у камина посидеть, – поспешил отредактировать излишне богатую программу мой внутренний голос. – С хорошей книжечкой и бокальчиком глинтвейна…»

Про глинтвейн – это он зря сказал, упоминание спиртного вызвало в моем организме бурю протеста: желудок сжался, рот наполнился горькой слюной, голова закружилась. И очень захотелось попить чего-нибудь максимально безалкогольного, лучше всего простой водички!

– Сестричка, пи-ить! – простонала я, как раненый боец.

По идее, после этой реплики я должна была услышать сердитый голос моей названой сестрички Ирки. Ей полагалось сдержанно отругать меня «за вчерашнее», а потом все-таки подать воды. А я бы тогда сделала пару глотков, стуча зубами о край стакана, обессиленно откинулась на подушку и спросила, маскируя небрежным тоном опасливое любопытство: «Ирусик, а что вчера было?» Ответа на этот небезынтересный вопрос в собственной девичьей памяти я не находила.

Нет, давешний ужин с Сашей я не забыла. Более того, я была уверена, что буду помнить его очень долго: такое тоскливое ощущение несовпадения желаний и возможностей нельзя изжить в одночасье. Чего я совершенно не помнила, так это промежутка между моментом, когда я вышла из ресторанчика, и своим пробуждением в отеле.

– Ирусик, а что было вчера? – спросила я, так и не дождавшись, пока подружка проявит себя сердитым ворчанием и гуманитарной деятельностью по организации моего водопоя.