Джулиус встал, подошел к раковине, поставил чашку и покачал головой: во что он позволил себя втянуть. Потом вернулся в кресло, медленно выдохнул и наконец произнес:

– Справедливо. Я согласен списать часы групповой терапии на супервизию.

– Еще одно: мы не обсудили подробности нашей сделки – как я буду обучать тебя Шопенгауэру.

– Это пока не горит, Филип, – придется с этим подождать. Хочу дать тебе еще один ценный совет: избегай двойных отношений с пациентами – они будут только мешать процессу. Я имею в виду любые неформальные отношения: романтические, деловые, даже обычные отношения ученика с учителем. Так что я бы предпочел, чтобы наши отношения были предельно ясными. Это для твоей же пользы. Поэтому предлагаю начать с группы, затем приступить к супервизии, а там уж – не знаю, не обещаю – и к философии, хотя, признаюсь, в данный момент я не испытываю особого желания изучать Шопенгауэра.

– Может быть, условимся, сколько ты будешь мне платить за консультацию?

– Это еще вилами на воде, Филип, давай позже.

– Нет, я все-таки хотел бы договориться об оплате.

– Ты продолжаешь удивлять меня, Филип. Волнуешься о какой-то ерунде, а реальные вещи оставляешь без внимания.

– Ну, все равно. Так как насчет оплаты?

– Обычно я беру за супервизию столько же, сколько с индивидуальных клиентов – с небольшой скидкой для начинающих.

– Договорились, – кивнул Филип.

– Погоди, Филип, я хочу, чтобы ты понял: пока что Шопенгауэр не очень меня волнует. Когда мы впервые об этом заговорили, я только поинтересовался, каким образом он смог тебе помочь, а ты уже сам раздул это дело так, будто мы взаправду заключили сделку.

– Ты заинтересуешься больше, когда узнаешь. У Шопенгауэра есть много ценного для нашей области. Он во многом опередил Фрейда, который только подгреб под себя его идеи и даже спасибо не сказал.

– Обещаю, что буду стараться, но, повторяю, многое из того, что ты успел рассказать про Шопенгауэра, как-то не вызвало у меня желания изучать его дальше.

– И даже то, что я говорил на лекции, – про его взгляды на смерть?

– В особенности это. Идея о том, что часть меня после смерти соединится с какой-то неизвестной сверхъестественной силой, ничуть не утешает меня. Какая мне польза от этого, если мое сознание исчезнет? И что мне толку знать, что мои молекулы рассеются в пространстве и когда-нибудь моя ДНК станет частью другого существа?

– Мы должны вместе почитать его размышления по поводу смерти и неразрушимости нашей сущности, тогда, я уверен…

– Не теперь, Филип, не теперь. В настоящее время смерть занимает меня меньше всего – я хочу как можно лучше прожить остаток своих дней, вот о чем я сейчас думаю.

– Смерть всегда с нами, всегда рядом. Сократ ясно выразился: «Чтобы научиться хорошо жить, нужно сначала научиться хорошо умирать». А Сенека: «Никто так не ценит жизнь, как тот, кто готов в любую минуту с ней расстаться».

– Да, да, я все это слышал, и, может быть, они правы – в теории. Я совсем не против того, чтобы внести философские идеи в психотерапию. Я – за. Кроме того, я вижу, что Шопенгауэр действительно пошел тебе на пользу во многих отношениях – но не во всех: курс коррекции тебе не помешает. Вот здесь-то и приходит группа. Так что жду тебя на первом занятии в следующий понедельник в половине пятого.

Именно потому что роковая активность половой системы все еще дремлет, а мозг уже работает в полную силу, детство – это высший период невинности и счастья, Эдем, потерянный рай, на который мы с тоской оглядываемся всю свою жизнь