– Я не психую, а пытаюсь оградить свой факультет от неприятностей! – взвился тот. – На, держи, – Вереск вытащил из сумки узкую колбочку, перевитую декоративной веточкой плюща. Внутри была желтовато-розовая слоистая жидкость. – Я забрал эту дозу у одного мальчишки, он купил две штуки.

– Ты грабишь подростков, какой кошмар, – Полынь уже с интересом откупорил колбочку, капнул из нее на палец и принюхался. Потом сунул палец мне.

Я тоже повела носом: пахло чем-то вроде подслащенной смоляной жвачки – сахарно и… розово, как бы странно ни звучало такое определение в отношении ароматов.

– А как это использовать, кстати? Как зелье понимает, с кем именно надо менять человека телом? – полюбопытствовал Полынь.

– Те, кто хочет провернуть этот трюк, капают в колбу по капле своей крови. И встряхивают, вот и все.

– Ага… Значит, если что-то пойдет не так, декана факультета еще могут попробовать обвинить в том, что его студенты наносили себе ранения. Понятно, что с таким юристом, как ты, никакого дела и вовсе не будет, но все равно неприятно. Про принцип действия зелья тебе тот первокурсник рассказал?

– Верно.

– А о том, кто продал ему зелье, умолчал?

– Да, – Вереск поморщился. – Не выдавать своих – дело чести.

– Поня-я-я-ятно. – Полынь потряс колбу и приблизил к глазам. – А что будет, если добавить туда кровь трех людей?

– Понятия не имею, – раздраженно пожал плечами Вереск. – Зачем тебе это?

– Просто интересно. Давайте попробуем? – Полынь обвел нас хитрым взглядом.

– Что?! – хором воскликнули мы со старшим Внемлющим. – Еще чего!

– А жаль, – цокнул языком Ловчий и подытожил: – Ладно, Вереск, думаю, сегодня к вечеру я найду для тебя всю необходимую информацию. А то завтра понедельник, не до того будет. Ах нет, подожди.

Уже отойдя от столика, он обернулся.

– А сколько ты мне заплатишь?

– Я должен тебе платить? – возмутился Вереск. – Мы же братья!

– Точно, – Полынь хлопнул себя по лбу. – Я совсем забыл. Тогда ты должен заплатить мне в два раза больше, чем заплатил бы чужому человеку за такую услугу. Семейные узы, большая любовь, все такое.

– Нет, – Вереск надулся. – Я вообще не собирался тебе платить.

– Гениально. Так не пойдет.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Полынь чего-то ждал, причем как будто не решения о деньгах. Сложно сказать почему, но выражение его глаз выглядело так, будто он искушает Вереска. Чем – я понятия не имела.

Наконец, поджав губы, старший Внемлющий снова залез в сумку и на сей раз вытащил оттуда чековую книжку.

– Ты согласен на такой гонорар? – спросил он, написав там какую-то сумму и показав ее Полыни.

– Вполне, – улыбнулся тот. И беззаботно махнул рукой. – Я пошлю тебе ташени, когда все будет готово.

Мы ушли.

У Полыни было удивительно хорошее настроение по сравнению с тем, каким оно казалось еще пятнадцать минут назад.

– Тебя так веселит это зелье? – попробовала угадать я. – Или ты радуешься тому, что проведешь целый воскресный день в суматохе расследования?

– И это тоже. Но в первую очередь меня радует то, что Вереск решил заплатить мне.

Я скептически посмотрела на напарника.

Вообще-то, у Ловчих хорошие зарплаты. Не говоря уже о том, что представители главных ветвей знатных Домов королевства могут не думать о финансах. Короче, Полынь – не тот человек, для которого деньги когда-либо служили мотивацией к действию.

Увидев выражение моего лица, Внемлющий усмехнулся. И поспешил объяснить:

– Дело в самом факте, который свидетельствует о том, что брат относится ко мне немного лучше, чем мог бы. Понимаешь, когда я вернулся домой после бунта Ходящих, Вереск был в ярости. Точнее, сначала вообще все родственники были в ужасе – думаю, ты легко можешь себе это представить, – потом у всех этот ужас превратился в холодное игнорирование и только затем постепенно сменился относительным дружелюбием. Но с Вереском было не так. У него ужас превратился в гнев. Как-то раз он загнал меня в темный угол в неиспользуемом флигеле поместья и популярно и отнюдь не дружелюбно объяснил, что со мной будет, если я нарушу хоть одно из вводимых им правил поведения. В выданном списке их было, кажется, около полусотни. Вереск называл меня всякими нехорошими словами за то, что я посмел явиться в поместье, а напоследок сказал: «Как представитель Правового ведомства, я должен был немедленно сдать тебя, мятежного Ходящего, властям. Но я этого не делаю. Поэтому ты будешь должен мне, братец, до конца своей жизни, ясно? Чего бы я ни попросил, что бы я ни сказал – ты будешь должен помочь. Безотлагательно».