Лес по сторонам дороги казался мрачным, прапорщик опасным, женщины подавленными. Хотелось пить, плечи занемели от рюкзака, ноги в кроссовках горели, и чем дальше мы шли, тем сильнее хотелось плакать. Бурное воображение рисовало нерадостные картины неволи, я ощущала себя жертвенной овцой, по доброй воле, идущей на заклание.

Когда мы добрались до ворот лагеря и вошли внутрь через высокие ворота, мне показалось, что мы попали в прошлый век на заброшенную производственную фабрику. Территорию делила железная сетка – забор, тянущийся через просторную площадь. В администрацию, куда нас сразу завели, мы под опись сдали паспорта и ценные вещи. У меня из ценностей были только карта и телефон.

Кирилл провел нас через внушительную калитку в заборе, построил, и вкратце объяснил, что и как.

Персоналу лагеря принадлежали два здания: административный корпус и общежитие для сотрудников, утоптанная площадка с турниками, брусьями и небольшой кучей автомобильных покрышек, гараж на пару машин. На нашей половине стояло здание столовой напротив через площадь медицинская часть попросту медпункт. Вдалеке виднелось трёхэтажное здание, как оказалось общежитие. С ним мы познакомились позже, как и с пустырём для прогулок с беседкой, баней и несколькими одноэтажными нежилыми строениями с облупленной штукатуркой.

Лагерь по периметру огораживала такая же железная сетка и никаких сторожевых вышек. С виду серьёзных охранных мер в колонии не наблюдалось. Подкоп под сетку я бы вполне могла совершить. А куда бежать, если вокруг на много километров непроходимые леса и болота? Хотя дорога, от взлётной полосы (язык не поворачивался назвать это место аэродромом) вела в две стороны – в лагерь и ещё куда-то, значит, в другой стороне находилось поселение, за взлёткой явно кто-то смотрел.

Дурацкие мысли крутились в голове. В принципе, убежать можно, только когда поймают, отправят в колонию с более суровым режимом, где мне придётся отбыть два года от звонка до звонка. Об этом нас предупредили заранее. Подробный инструктаж был переполнен зловещими предупреждениями, но я бы и без этих пугалок никуда не сунулась.

Когда мы заходили в ворота поселения, нас встретил небольшой отряд охранников. Мужчины в чёрной форме и высоких берцах не понравились мне от слова совсем. Они оценивающе и внимательно рассматривали каждую из нас. В затылок ударил шепот.

— Ничё так бабы.

Я похолодела от ужаса.

Среди новой партии заключённых все женщины оказались достаточно молодыми, пожилых и пенсионерок среди нас не было. Ещё на этапе подготовки мы заполнили анкету с вопросами о здоровье. Как нам объяснили, лагерь далеко от населённых пунктов и женщины с проблемами здоровья в колонии не нужны. Также нам пояснили, что лагерной формы не будет, на такой короткий срок она не предусмотрена.

Нас разместили в трёхэтажном корпусе. Предположение, что нас поселят в одной общей комнате, не оправдалось. Каждую узницу охранники довели до индивидуальной комнаты, похожей на одиночную камеру, с кроватью, столом, стулом, зоной с унитазом и раковиной. В углу комнаты расположился глазок видеокамеры, над решетчатой железной дверью красовалась полукруглая красная лампа в металлической оплётке и ещё пара каких-то небольших датчиков.

Странно, что нас расселили вдали друг от друга. Шли вместе строем, и вдруг я оказалась в изоляции, и вокруг выросла пустота: ни одного постороннего звука, ни голоса, ни шагов, ни окрика охранника. Одно за другим рушились мои ожидания, погружая в растерянность и страх перед неизвестностью. В тот момент, как ни храбрилась, я окончательно упала духом. Тоскливая, мрачная обстановка заставила трепетать каждой клеточкой тела.