– Вот принесешь, – Алла Ивановна недобро зыркнула на Егорова, да так, что у того спина вспотела, – тогда и узнаешь, Коля.

***

Учения сегодня прошли штатно. Вечером, к пяти часам, я уже был у дома. Выпросил у завгара себе Белку, чтобы вечером отвезти Светку к Сашке. Милиционера должны были уже снять с поезда, и Саня, должно быть, полным ходом уже мчался к Красной на служебной машине, высланной за ним со станицы.

Я подъехал ко двору, поставил Белку у ворот. Выпрыгнув из машины, зашел во двор и, привычным делом, почухал Жулика за выпуклый его лоб.

Пес, как всегда радостно ластился и прятал хвост меж кривых своих задних лап. Вилял мне чуть не всем задом.

– Ма! – Крикнул я, идя к дому, – ма! Ты уже тут?

– Нету, – вышла на порог, услышавшая меня Светка, – не пришла еще с колхоза.

– Привет, Светка, – улыбнулся я Сестре, – а ты чего такая кислая, будто жабу проглотила?

Света не ответила. Только протянула мне желтенькую бумажку. Взяв ее, я вчитался в текст.

– Угу, – сказал я задумчиво, – повестка.

– Завтра, в шесть вечера, – читал отец внимательно, – явиться в отделение милиции станицы Красной для дачи объяснений по делу М. Серого. Мда…

Всей семьей собрались мы в нашем зале. Я сел на диван, что стоял под стеною, укрытою красным ковром, Света, бледная лицом, устроилась на том конце дивана. Мама, без конца причитая что-то себе под нос, уселась в низенькое креслице, которое было не поодаль от печной стены. Отец же, как глава семьи, сел в свое мягкое креслице, перед железной тумбой с телевизором “Рубин”.

Отец, держа в руках маленькую серенькую бумажку, прищурив глаза, смотрел на нее сквозь очки. Читал.

– Мда, – повторил он и, сняв очки, поглядел на меня, – Квадратько прислал.

– Знаю, – пожал я плечами, – читал. Хотят взять у меня объяснения.

– Вот зачем! – Не выдержала мама и встала, – зачем везде ты со своим любопытным носом лезешь?! Как пошел работать в свой гараж, так ни дня спокойного нету! То у тебя какие-то суды, то немцы! То Серые вокруг тебя бегають! Голову разбивають! Ну что это такое?!

– Ма, – улыбнулся я, – да тихо ты. Страшного ничего не произошло. Все живы-здоровы.

– Меня ты в могилу сведешь! Меня! – Всплеснула она руками, – ты там ездишь непонятно, где, а я кажный раз, как что с тобой случается, так за сердце хватаюсь!

Мама скривилась, как бы от боли, прижала руки к груди.

– Светка, – строго сказал я, – сбегай, валидолу принеси.

– Угу, – пискнула сестра и пошла в соседнюю комнату.

– Сегодня в тебя с ружья стреляють, а завтра чего будеть?! Какие мне еще новости дома ждать?! – Не унималась мама.

Мы с отцом переглянулись.

– Да не квохчи ты, квочка, – сказал отец строго, – взрослый сын. Сам разберется, как ему жить.

– А что ты будешь делать, ежели его завтра привезут… Привезут… – Мама недоговорила.

Ее лицо горько скривилось. По щекам покатились слезы. Спрятавшись в ладошки, принялась она беззвучно плакать.

– А что ежели его посодють? Что ежели в тюрьму посодють? – Плакала она, – я же тогда не переживу! Прям так как есть и помру!

Я вздохнул тихо, а потом встал, приблизившись, мягко обнял маму. Та тут же, не мешкая, легла мне на грудь.

– Ну, тихо ты, ма, – я стал гладить ее по округлой пухлой спине, – не плачь. Никого у нас не посадят.

Подняв глаза свои от раскрасневшегося маминого лица, прижавшегося к моему плечу, посмотрел я на Светку. Спешила она к нам с валидолом и алюминиевой кружкой воды, чтобы мать могла напиться, перебить слезы.

– Ма, на, – сказала Светка тихо.

Мама, аккуратно взяла у нее кружку. Пила долго, громко делая каждый глоток. От валидола отказалась.