Троица потопала к тракторам. Ускорила шаг, как только увидела, что к нам идет завтоком.

– Чего у вас тут творится? – Сприсил он, осматривая задний мост казачковского газона и эстакаду.

– Да вот, – замялся Казачок, – что-то незадача вышла. Промазал малость.

– Хорошо, что цело все, – сказал Пётр Герасимович, – а вот пшено придется тебе, Гена замести в яму.

Казачок вздохнул.

– Вы б хоть кого к нему приставили, – сказал я, – кто помог ему на эстакаду попасть. Сзади посигналил, куда рулить.

– Да некогда мне тут со всеми нянчится, – нахмурил брови завтоком, – у меня еще в конторе учетные документы надо готовить к началу страды. Еще и с колхозу комиссии наседают, как взбесились. То то им не так, то это. Вот, – завтоком поднял глаза к заву, – в этом году вытребовал я в колхозе новый сепаратор на зав. Старый уж свое открутил. Петрович его запарился починять. Так я бился за него, за этот сепаратор год почти! Только потом в колхозе признали, что он надобен. И вот, теперь еще и за него мне душу трепют.

– А чего треплют-то? – Спросил я.

– Да вот, – вздохнул завтоком, – мол, модель им не такая. Мол, дорого купил на заводе. Надо было дешевше брать. Другой, послабее. А с нашими объемами зерновых послабее нам не годится. В общем, – махнул он рукой, – не до вас мне!

– Ладно, дядь Петь, – пожал я плечами, – иди. Делай свои дела. Мы тут сами справимся.

Завтоком поворчал еще намного себе под нос. Снова оглядел задний мост Генкиного газона и пошел в контору.

– Ладно, – сказал я, – давай, Казачок, – прыгай в газон, а я тебе посигналю, как заезжать на эстакаду.

Казачок помялся. Посмотрел на меня так, будто хочет чего-то сказать, но стесняется.

– Ну чего ты как воды в рот набрал? Говори уж, что тебе не так?

– Да я подумал, Игорь, – сказал он неуверенно, – можно я тебя попрошу, чтобы ты заместо меня машину разгрузил. А я потом попрошусь у завтоком на другие работы. Потому как на зав заехать у меня совсем никак не получается. Одна морока!

– Э-э-э нет, дружок, – покачал я головой, – на меня ты дела свои не переложишь. Учись, давай сам. Я только помочь могу.

Казачок смущенно опустил глаза. Потер загоревшую шею.

– Рано или поздно тебе все равно придется на него влезать, – указал я на зав, – некуда не убежишь. Так что давай, учись. Правильно тебя Герасемыч сюда определил.

Мы услышали машину. Выглянув из-за казачковского газона, увидели, как едет к нам полный зерна Титок.

– Ну? Чего вы там встали-то? – Высунулся он из окна, – мне тоже сюда надо! Пропустите?

– Погоди, Титок! – Крикнул я, – щас Казачка разгрузим, и твоя очередь будет.

– Дак он тут уже час разгружается!

– Ниче-ниче! Щас все скорее пойдет! – Я глянул на Казачка, – ну че ты? Лезай в кабину. Ща будем выгружаться.

Казачок вздохнул, но в кабину полез.

Я стал с его водительской стороны так, чтобы Генка мог видеть меня в зеркало заднего вида. Стал ему подавать сигналы голосом да руками:

– Вот так! Руля провей! Провей руля, говорю! Стоп! Выравнивай! Колеса выравнивай! Ага! Молодца!

От трудного на малом ходу руля Казачок снова вспотел. То и дело высовывал свою голову из окошка, чтобы заглянуть назад.

– Давай! Давай пошел! – Крикнул я и Казачок дал газу.

Двигатель заревел. Машина покатилась задним ходом. Под большими спаренными колесами ее заднего моста захрустел под слоем зерна гравий. Зад машины подпрыгнул, когда она вскарабкалась на ступеньку эстакады.

– Давай еще! – Крикнул я, когда Казачок снова высунулся из машины, – ровно идешь! Смело назад!

Двигатель загудел еще натужнее, и машина быстро взобралась на направляющие дорожки эстакады. Кузов гулко лязгнул об уголок-ограничитель.