– Как ты? – спросил Сэм.
Видно, зря я надеялась, что мы за весь вечер ни разу не вспомним про завтра.
– Ничего, – отозвалась я.
– Страшно?
Я призадумалась. Положение идиотское во всех смыслах. По-хорошему, мне бы окаменеть от страха.
– Нет, – ответила я. – Интересно.
Сэм кивнул, уткнулся мне в макушку. Он не спеша, ласково гладил меня по волосам, но я чувствовала, как он напряжен, весь одеревенел.
– Не по душе тебе это, да? – спросила я.
– Да, – тихо сказал Сэм. – Не по душе.
– Тогда что ж ты это не прекратил? Ты же руководитель следственной группы, настоял бы на своем.
Рука Сэма замерла в воздухе.
– Хочешь, чтобы я прекратил?
– Нет, – ответила я. Уж в этом-то я была уверена. – Ни в коем случае.
– Теперь-то уж проехали. Операция идет полным ходом, это детище Мэкки, я здесь не распоряжаюсь. Но если ты передумала, я найду способ…
– Не передумала, Сэм, честное слово. Просто интересно, почему ты дал добро.
Сэм пожал плечами.
– Мэкки прав, конечно: ничего у нас больше нет. Возможно, это единственный способ раскрыть дело.
У Сэма есть висяки – у кого их нет? – так что одним больше, одним меньше, какая разница, ему главное убедиться, что убийца не охотится за мной.
– Неделю назад тоже ничего не было, – заметила я, – но ты был против.
Сэм вновь стал рассеянно гладить меня по голове.
– Тогда, в первый день, – начал он, помолчав, – когда ты приехала на место преступления… Вы с Мэкки друг друга подкалывали, помнишь? Он к тебе придирался из-за одежды, ты отвечала, почти как с… еще тогда, в Убийствах.
То есть с Робом. Ближе Роба у меня, пожалуй, не было друга, но мы разругались, страшно, в пух и прах, тут нашей дружбе и конец. Я развернулась, положила голову Сэму на грудь, чтобы видеть его лицо, но он смотрел в потолок.
– Давно я тебя такой не видел, – продолжал он. – Ты прямо ожила.
– В последнее время со мной было не очень-то весело, – сказала я.
Сэм чуть заметно улыбнулся.
– Да я не жалуюсь.
Не припомню, чтобы Сэм хоть раз на что-то жаловался.
– Да, – кивнула я, – понимаю.
– А потом, в субботу, – продолжал он, – хоть мы и ссорились, и все такое, – он слегка сжал мне руку, чмокнул в лоб, – да какая разница… Я уже потом понял: это потому что мы оба загорелись. Потому что тебе не все равно. Как будто… – Он мотнул головой, подыскивая слова. – В Домашнем насилии совсем не то, верно?
О Насилии я мало что рассказывала. Лишь тогда мне пришло в голову, что молчание было по-своему красноречиво.
– Кто-то же должен этим заниматься, – ответила я. – С Убийствами никакого сравнения, но и там неплохо.
Сэм кивнул, обнял меня покрепче.
– И потом, на совещании, – сказал он. – До этого я подумывал, а не послать ли мне Мэкки подальше на правах начальника. Ведь завели дело об убийстве, я руководитель следственной группы, и если бы я сказал “нет”… Но ты так увлеклась, каждую мелочь продумывала… И я решил: зачем все это рушить?
Такого поворота я не предвидела. Внешность у Сэма обманчивая, лицо деревенского простака, открытое, незамысловатое: румянец во всю щеку, ясные серые глаза, от них разбегаются морщинки-лучики; даже узнав его поближе, не ждешь от него глубины.
– Спасибо, Сэм, – растрогалась я. – Спасибо.
– Может, и к лучшему, что это дело нам подвернулось. Как знать…
– Но ты бы все равно предпочел, чтобы убили ее где угодно, только не здесь, – заключила я.
Сэм призадумался, наматывая на палец прядь моих волос.
– Да, – кивнул он. – Еще бы. Да что толку гадать? Если уж впрягся в дело, надо до конца довести.
Сэм посмотрел на меня сверху вниз. Улыбка не сходила с его лица, но взгляд слегка омрачился.