– Великие слова! – восхитился Холодзяжко. – По таким словам постигаешь, что перед тобой поистине великий человек. Человечище!

– Но заплачу после прослушивания, – добавил сыщик.

– Само собой, – вздохнул Пьетро и шагнул вслед за ним в дверной проем, пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку.

Кухмистерская разделялась на большую комнату с общим столом, где как раз сейчас обедали студенты и писари из окрестных контор, и четыре отдельных кабинета. Холодзяжко повел всех в дальний уголок.

– Ближе к кухне, – пояснил он, – а значит, суп не остынет, пока будут нести, и остальное, так сказать, тоже.

Мармеладов любил подобные трактиры с простой кухней и шумной компанией, в другой день он сел бы за длинным столом – побеседовать с незнакомцами, послушать байки и сплетни. Но приходилось изображать владельца варьете, приехавшего из Парижа, поэтому он придирчиво изучил меню, отказался от обеда из общего котла и заказал цыпленка, запеченного целиком, а для Полины – фрикасе из кролика. Девушка играла роль безукоризненно и с большим воодушевлением, она игнорировала сальные остроты толстяка и пристальный взгляд Пьетро, изредка перебрасываясь короткими фразами на французском языке со своим спутником.

– Вот вы, Иван Яковлевич, говорите: заплачу обоим, – подхватил разговор с нужного места Холодзяжко, когда заказы были сделаны и половой убрался восвояси. – Но ведь певица-то вам требуется одна, так сказать, в единственном экземпляре. За что же тогда второму платить?

– Опять началось?! – взревел Пьетро.

– Успокойтесь, мой дражайший друг! Я же спрашиваю, держа в уме наш совместный интерес. Ведь если второму платить, по сути, не за что, зачем обещать деньги? Г-н Кузьмин не из тех, кто сорит ассигнациями попусту. Вот я и подумал, – щелочки глаз подозрительно сощурились, сомкнувшись в тончайшую линию, – а нет ли здесь какого обмана?

Импресарио задумчиво теребил булавку с фальшивым брильянтом.

– Вы намекаете, что…

– Я не намекаю, а говорю прямо, никуда не сворачивая с пути истинного. Допустим, в парижском варьете появится певица, приехавшая из Петербурга. При хорошем репертуаре это может вызвать ажиотаж. Публика обожает все свежее и горячее, – толстяк прервался, чтобы попробовать грибной суп. – Да-с, горячее и свежее. Но подумайте, мой несчастный простачок Пьетро… Зачем для этого везти певицу из Петербурга? Ведь можно любую девку из кордебалета обрядить в сарафан, нахлобучить на темечко кокошник – вот вам и певица из Петербурга. Кто проверит? Публика – не жандарм, она документ спрашивать не станет. Верно я говорю, Иван Яковлевич?

Сыщик округлил глаза, изображая бескрайнее удивление.

Холодзяжко довольно хихикнул:

– Угадал, вижу, что угадал! Потому что все мы так делаем, и это вовсе не обман. В этом и заключается соль нашего искусства, так сказать, высочайшее мастерство перевоплощения. Заставить парижского буржуа поверить в сказку, которую ему показывают на сцене. Также и для нашей публики мы придумываем своим мармозеткам французские имена: очаровательная Козетта, проездом из Парижа в Берлин. Никто не задается вопросом, а за каким чертом эта краля делает крюк в две тысячи верст, чтобы спеть перед захмелевшими гусарами или матросами? На том и держатся все кафе-шантаны, что тамошняя публика пьет без удержу, что в Петербурге, что в Париже, да хоть бы и на острове Мадагаскар!

– Но если певица не нужна, – Пьетро заблудился в лабиринте рассуждений коллеги и никак не мог найти выход, – зачем же тогда г-н Кузьмин ехал в такую даль?

– Спросите меня «Ззачем?» и я отвечу! Мы соберем самых успешных певиц столицы, он послушает их лучшие песни и украдет весь репертуар наших кафе-шантанов.