Только, пожалуйста, не думайте, что мы любим холод. Любить холод нельзя, как, впрочем, и сильную жару.

Мороз за тридцать градусов – для нас своеобразный «холодовой полигон», где мы проверяем в условиях, «максимально приближенных к боевым», старые рецепты полевых ночевок и изобретаем новые. Это наша работа. Нас интересует, что может предпринять любой профессионально не подготовленный человек для своего спасения в зимней аварийной ситуации.

Представьте… Человек бредет по зимнему лесу, увязая в сугробах. Он сбился с дороги, потерял лыжню, истратил запас спичек в безуспешных попытках разжечь костер. Что испытывает он в этот момент? Страх! Страх обморозиться, замерзнуть, погибнуть от холода. И этот страх заставляет его беспрерывно двигаться, брести из последних сил, не выбирая дороги, не задумываясь о направлении движения. Идти не для того, чтобы куда-то прийти, а для того, чтобы согреться. Движение становится самоцелью: пока я иду – я живу, и одновременно приближает роковую развязку.

Усиленное тепловыделение быстро истощает энергетические запасы организма. Для того, чтобы их восполнить, необходимы отдых и еда. Ни тем, ни другим заблудившийся в лесу человек обычно не располагает.

Наступает ночь. Видимость падает до нескольких метров. Целенаправленный выбор пути становится практически невозможен. Человек бредет на ощупь, спотыкается о невидимые корни, часто падает, проваливается в глубокие сугробы, забредает в буреломы.

Из-за усиленного потоотделения и таяния снега одежда быстро намокает, теряет свои изначальные теплозащитные свойства. Теперь, чтобы согреться, приходится вырабатывать дополнительную энергию, опять-таки за счет повышения двигательной активности.

Порочный круг замыкается – чем интенсивнее человек обогревается, тем быстрее исчерпывает свои силы, тем раньше замерзает! Он будет идти еще пять или десять километров, и неизбежно настанет момент, когда усталость окажется сильнее чувства самосохранения. Человек станет останавливаться всё чаще, продолжительность отдыха будет всё длиннее, наконец, он присядет на минутку, задремлет и, наверное, уже никогда не проснется.

Нет, я не пугаю читателя трагическими картинками, я лишь почти с протокольной точностью рассказываю о типичном развитии зимнего ЧП…

Несколько часов поочередно бьем в сугробах тропу. Пять – десять минут интенсивной работы, потом отдых «на пятках» впереди идущих товарищей. Пот стекает по волосам, усам, бороде, намерзает длинными сосульками. Рот обмерз вкруговую – ложку не просунешь. Дышать приходится через ледяной тоннель.

Уже в темноте подходим к подошве хребта. Отдохнуть невозможно. Достаточно пяти минут неподвижности, чтобы зуб на зуб не попадал. Шаг и проваливаешься по пояс. Снег не держит! Мы барахтаемся в ледяной крупе, мерзнем, обледеневаем. Поочередно применяем все известные нам способы передвижения по рыхлому снегу. Пытаемся утаптывать в склоне ступеньки, но они обрушиваются от малейшего прикосновения. Забрасываем ноги выше головы, словно в цирке исполнительницы пластических этюдов. Но и это не помогает. Мы ползем по снегу на животах стилем брасс, кроль и баттерфляй. Отжимаемся на положенных поперек склона лыжах. Подставляем под подошвы друг другу собственные колени и плечи. Всё напрасно! Проклятый снег не настолько крепок, чтобы выдержать вес человека, но и не настолько рыхл, чтобы можно было продираться сквозь него, находя опору на земле. Наконец, мы изобретаем новый способ.

Сцепив руки вместе и размахнувшись, словно в них зажат молот, я врубаю кулаки в снег. Тонкий наст лопается. Не разжимая рук, сгребаю снег под себя. Снова поднимаю руки, опускаю, нащупываю ногой опору, приподнимаюсь на полметра. Поочередно меняясь, мы выдалбливаем в монолите снега узкую траншею. Беспрерывно: глубокий вдох, замах, удар, выброс снега, полуметровый подъем. Вдох, замах, удар… Скорость, конечно, как у улитки преклонного возраста, страдающей общим параличом. Местами склон превышает 45°. Рукавицы сверху обледенели, держат форму самостоятельно, словно отлиты из чугуна. Но так даже удобнее ломать наст.