– Он заплатил. – Дед вновь поднялся и направился во двор, однако в дверях задержался: – Ты натворил чего-то в столице. В крови весь был...

Только сейчас, оглядев себя, Иван увидел, что штаны и рубашка в бурых пятнах. Куртки, в которой он ехал, не было. Он подошел к висевшему на стене небольшому зеркалу и ахнул. Лицо и губы, перепачканные грязью, распухли. На виске огромная ссадина...

Чертыхнувшись и теряясь в догадках, он направился к умывальнику.

Потянулись мучительные часы ожидания. Какие только мысли не лезли за это время в голову! То, что он был избит, причем основательно, это однозначно. Только кем, а главное, за что? Его кулаки также были в ссадинах. Значит, драка была обоюдной, и он либо защищался, либо напал первым. Но почему ничего не помнит? Раньше такого с Иваном не случалось. Конфликтов всегда избегал, а со спиртным был осторожен и знал меру. Впрочем, полное отсутствие каких-либо воспоминаний о событии, результатом которого стал его нынешний внешний вид, могло быть из-за амнезии как следствие сильного удара по голове.

Он вновь улегся на кровать, заложил руки под голову и, уставившись в потолок, принялся вновь и вновь прокручивать в голове обрывки скудных воспоминаний. Ближе к вечеру наконец распахнулись двери, и в дом ввалился Белоцерковский.

– Ну, ты, брат, даешь! – с порога выдохнул он и уселся на табурет возле стола. – Ожил?

– Объясните, – усевшись на кровати, с мольбой простонал Иван, – что все это значит?

– Я тебе должен объяснять? – вопросом на вопрос ответил Белый, удивленно уставившись на него. – Ты хоть что-нибудь помнишь?

Иван растерянно покачал головой:

– Только как пили...

– Да, дела! – Вскочив со своего места, Максим Петрович зашагал по комнате. – Вот так люди в тюрьме и оказываются! Тебе пить нельзя! Если бы я знал...

– Да что все-таки произошло?! – Иван начал злиться.

– Ты вчера двух человек на тот свет отправил, а одного покалечил, – ошарашил его Белый.

– Как?! – Иван тоже вскочил, недоверчиво глядя в глаза Белоцерковского. – Не может быть!

– Может. – Белоцерковский перестал метаться и, остановившись на середине комнаты, достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий. – Полюбуйся!

Ивану было достаточно беглого взгляда, чтобы убедиться – с ним не шутят. Снимки были сделаны милицейским фотографом в темное время суток. На нескольких были запечатлены тела двоих мужчин среднего возраста. Один лежал на спине, уставившись широко открытыми глазами куда-то в небо. В левой половине груди торчал нож, который Ивану в Самаре подарил Филиппов. Второй лежал на боку. Его голова была окровавлена. Еще на одной фотографии обломок кирпича, рядом с линейкой. Так обычно снимают орудия убийства.

Опустившись на кровать, Иван обхватил голову руками.

– Ты вчера после нескольких рюмок водки и литра пива начал сначала ахинею какую-то нести, – вздохнул Белый, не сводя глаз с Чекалина. – Я вижу, ты уже окосел, предложил разъехаться по домам. Вышли на улицу. Пока я такси ловил, ты по нужде во двор дома зашел. Там эти товарищи, – он кивнул на фотографии, – то ли выпивали, то ли просто сидели на скамейке. Что там у вас было, не знаю, но когда я во двор вбежал, двое уже были в том состоянии, которое на снимках, а третьего ты добивал головой об скамейку... Еле тебя оттащил.

– А где мои документы? – Иван поднял голову. – Они во внутреннем кармане куртки были...

– Там остались, – вздохнул Белоцерковский. – Я тебя дворами на другую улицу отвел и по телефону вызвал свою машину. Так ты здесь и оказался.

– Откуда эти фотографии?