Двенадцатью часами позже мы добрались до столицы. Там царила полная разруха. В Кабуле зимой 2002 года все надо было начинать с нуля.
На каждом шагу встречались напоминания об ужасах и страданиях, принесенных войной: запуганные и затаившиеся люди, разрушенная инфраструктура, кругом серые развалины того, что некогда было архитектурой.
Частично уцелевшие фасады испещрены ранами от гранат и снарядов. После двух десятилетий постоянных вооруженных конфликтов город выглядел одряхлевшим, больным и растерянным. Кажется, будто он перенес тяжелый недуг и едва выжил. Среди хаоса правительственные организации продолжали кое-как функционировать: на развалинах министерств и ведомств устанавливали тенты и палатки, где заседали чиновники.
Проезжая мимо аэропорта, я заметил обломки самолетов прямо у взлетно-посадочной полосы. Бригада рабочих расчищала полосу с помощью бульдозеров. Национальная авиакомпания «Ариана» потерпела колоссальный урон: американские бомбардировки три месяца назад вывели из строя шесть и без того не новых самолетов. В рабочем состоянии остался только один «Боинг-727». Впоследствии я узнал, что пилоты и стюардессы, совершавшие полеты в Дели и Дубай, были вынуждены ночевать прямо в салоне воздушного судна, потому что денег на гостиницу для экипажа не было. Механики оценивали предполетное состояние самолета на глаз, вычисляя равновесие и перегрузку с помощью логарифмической линейки. Каждый раз на борт надо было брать пачку наличных денег, чтобы в аэропорту назначения расплатиться за топливо.
Наконец я добрался до полуобвалившегося здания на улице Багх-и-Бала. Это был так называемый отель «Мир». На дворе была зима, шел снег, а в гостинице не было ни отопления, ни электричества, ни воды. Убогая обстановка напомнила мне глухие горные пакистанские деревни. Но ведь я находился в большом городе с населением в полтора миллиона человек! Первую ночь я провел, прислушиваясь к автоматным очередям, то и дело раздававшимся с разных сторон. В промежутках между ними в округе повисала напряженная тишина, лишь иногда нарушаемая собачьим лаем.
Следующие несколько дней я ездил по городу с таксистом по имени Абдулла Рахман. Взрыв противопехотной мины начисто сжег ему веки, а сильнейшие ожоги руки не позволяли как следует сжать руль. Когда-то Абдулла работал сторожем – охранял три запертых книжных шкафа в библиотеке военного госпиталя. Каждое утро он вместе с шестью библиотекарями приходил на рабочее место, отмечался в журнале, отсиживал примерно час за столом, а затем с разрешения начальника уходил домой. В течение двенадцати лет шесть дней в неделю он нес эту «службу», за которую получал один доллар двадцать центов в месяц. Абдулла рассказал, что в библиотеку заглядывал в среднем один посетитель в неделю.
В течение десяти дней мы с ним колесили по Кабулу, пытаясь оценить масштабы ущерба, который понесла столичная система образования. Предполагалось, что ближайшей весной дети снова пойдут учиться, однако из 159 школ лишь несколько были готовы принять учащихся, да и в тех условия оставляли желать лучшего. Некоторые здания находились под угрозой обрушения, поэтому занятия должны были проводиться на улице или в металлических контейнерах. Кое-где в школах были разрушены лестницы, и вместо них наскоро возведены другие – это были крутые «трапы» из разномастных бревен без перил. По ним дети должны были забираться, чтобы попасть в классы.
Ближе к концу своего пребывания в столице я встретился с Ашрафом Гхани, министром финансов Афганистана и личным советником Хамида Карзая, который вскоре возглавил переходную администрацию. Доктор Гхани когда-то изучал антропологию в Колумбийском университете, а затем сделал весьма успешную карьеру во Всемирном банке. Однако после 11 сентября он решил бросить все и вернуться в Афганистан, чтобы помочь своей стране встать на ноги.