Боня считала, что все эти «сеансы» чистой воды мошенничество, но не осуждала Маманшу: ведь таким образом та пыталась выжить, не причиняя никому вреда, а клиенты лишались хоть и больших, но далеко не последних денег. Однако Боня опасалась, что однажды кто-нибудь из них убедится в бесполезности «оберегов» Маманши и явится к ней с разбирательствами. Но странное дело, время шло, а предъявлять претензии никто не спешил, словно клиентов все устраивало. Ну, или сила «оберегов» ни у кого не вызывала сомнений.

Иногда Боне казалось, что «обереги» действительно обладают неким мистическим действием, но подобные мысли она приписывала своей излишней наивности и доверчивости, от которых давно пыталась избавиться, и злилась, если в очередной раз обнаруживала у себя эти слабости. Мир прозаичен и жесток, считала она, и безнаказанно верить в сказки могут только те, кто обладает какой-то силой: силой богатства или силой власти, например. Всем остальным приходится постоянно быть начеку, чтобы не стать жертвой таких «силачей».

Недаром ведь Маманша и Друид обитали в заброшенной части острова, куда обычным людям доступ был закрыт: жестокий мир пережевал и выплюнул их на обочину жизни, и, если бы не Страж, едва ли они были бы живы до сих пор. Возможно, их маскарад объяснялся тем, что оба они от кого-то скрывались: либо нарушили закон, либо нажили себе смертельных врагов. Друид маскировался еще более тщательно, чем Маманша, и куда более затейливо: когда он находился «при полном параде», распознать в нем человека было практически невозможно. В такие моменты Друиду больше подошла бы кличка «Леший», потому что выглядел он, как ожившее дерево. Его маскарад состоял из голых древесных прутьев, скрепленных между собой в виде шалаша, и маскировочной сетки с имитацией увядшей листвы, какими часто занавешивают изгороди на летних верандах кафе. В отличие от Маманши, не расстававшейся с маской и очками, Друид облачался в древесный костюм лишь тогда, когда уходил в лес, который начинался сразу за яхт-клубом и тянулся до самого края острова, острым клином вонзавшегося в широкую реку. Непонятно, зачем Друид пользовался маскировкой, ведь этот лес располагался на территории, закрытой для посторонних, и попасть туда можно было лишь через ворота, которые охранял Страж – суровый мужчина с добрым сердцем. Он позволял бездомным, таким, как Маманша и Друид, жить в заброшенном яхт-клубе и даже подкармливал их иногда, покупал им бургеры, а в день зарплаты привозил продукты из супермаркета. По словам Стража, закрытую часть острова собирались благоустраивать на средства частных инвесторов, поэтому и огородили территорию. В яхт-клубе даже начали делать ремонт, подключили электричество и воду, но что-то пошло не так – то ли инвестиций оказалось недостаточно, то ли возникли проблемы с законодательной базой, но работы остановились еще два года назад. С тех пор кроме Стража никаких работников на объекте не было, и он опасался, как бы ему вскоре не пришлось подыскивать новую работу, если финансирование совсем прекратится. Из шестерых охранников, работавших на объекте с момента запуска проекта, остался только он. Зарплату ему платили неплохую, но, если учесть, что работал он без выходных, выходило не так уж и много. Правда, выходные и отпуск Стражу все же полагались, на время его отсутствия ему обещали прислать замену, но он предпочитал отдыху денежную компенсацию, не желая никому уступать свой пост. Боня догадывалась, что Страж делал это не из жадности, а из жалости к тем, кого приютил, ведь другой охранник мог бы выдворить Маманшу и Друида восвояси или донести о них руководству, и тогда им пришлось бы искать новое убежище. Впрочем, и Боне тоже: пусть у нее и была своя комната в родительской квартире, но туда она возвращаться не собиралась. Уж лучше скитаться по подвалам, как, кстати, она и делала, прежде чем очутилась в этом яхт-клубе. Правда, именно из-за этого она сюда попала и только чудом не отправилась на тот свет.