Я останавливаюсь напротив витрины бутика с ювелирными украшениями, подхожу ближе и трогаю стекло пальцем в том месте, где с обратной стороны лежит красивый чокер из розового золота с кулоном в виде прозрачной капли. Это, конечно же, не бриллиант, потому что такого размера он, скорее всего, хранился бы на подушке за семью печатями в каком-нибудь музее или в коллекции шейха «чего-то там». Но ценник даже на эту блестюшку довольно внушительный.

На шестнадцатилетие отец подарил мне браслеты с известными всем модницам четырехлистниками.

На восемнадцатилетие – кольцо с бриллиантом из «бирюзового дома».

А на двадцать один год – серьги в виде павлинов, с сапфирами, изумрудами и рубинами, сделанными на заказ, единственными в своем роде.

За два дня до моего двадцатидвухлетия я узнала, что его машину нашли в овраге, сгоревшую. Я вернулась домой и в перерывах между попытками справиться с истерикой и ужасом, ходила сдавать тест ДНК, потому что труп в машине нельзя было опознать даже по зубам. До последнего надеялась, что это просто какая-то ошибка.

Но никакой ошибки не случилось.

А сразу после похорон мне позвонили из университета и сказали, что у меня не оплачен следующий семестр, и пока я не решу финансовый вопрос – меня отстраняют от учебы.

— Твой отец не оставил завещание, Крис, - говорит мне Виктория, когда я ловлю ее буквально на пороге дома и пытаюсь узнать, в чем дело. – Его дела последний год шли из рук вон плохо, он… разорился, Крис.

Я мотаю головой, потому что не верю ни единому ее слову.

Но не могу сказать ни слова, глядя в сухие и почему-то как будто торжествующие глаза моей мачехи. Она ни одной слезы не проронила. И я знаю – вижу! – что ночами в подушку она тоже не плачет.

— Этот дом, - мачеха обводит его широким, уже абсолютно хозяйским жестом, - и кое-какие активы, мне удалось спасти исключительно на собственном энтузиазме.

— У меня был счет… - Я с трудом разлепляю губы, деревянный, безжалостно искусанные губы.

— Был, - она даже не скрывает ироничный акцент.

— Мне нужны эти деньги, Вика.

Между нами никогда не было теплых отношений. И я бы лучше язык себе откусила, чем позволила себе хоть каплю унижения перед ней. Но я правда хочу этот диплом. Я далеко не идеальная девочка, но я пашу на этот диплом с отличием, как проклятая, потому что хочу строить карьеру, пойти работать не в какой-то бутик, продавать дорогие парфюмы в надежде, что однажды туда сквозняком надует успешного мужика. Я хочу работать, зарабатывать и быть, черт подери, сама себе папиком!

— Вика, мне осталось всего полтора года.

— Я знаю, Крис. – Ее лицо тупо каменное.

— Пожалуйста… Вика… - Меня вот-вот стошнит от унижения, но мне правда нужны эти деньги. Они же и так мои! Это мой счет!

— Мне пришлось закрыть твой счет, Кристина, - спокойно, тоном рачительного бухгалтера, сообщает мачеха. – И потратить эти средства на то, чтобы сохранить дом. Ты ведь даже не знала, прожигая жизнь за океаном, что он был заложен, правда?

Я чувствую, как из моего тела медленно, со скрипом и режущей болью во внутренностях, выскальзывает последняя чертова спица. Последняя, мать его, спица, удерживающая меня собранной и ровно стоящей на ногах.

Падаю, униженно сползаю ей в ноги.

Как грязная тряпка.

Скребу ногтями пол в сантиметре от ее дорогущих «лодочек».

Не траурных. Бежевых. С кокетливыми бантиками.

— Вика… я обещаю… - Горло хрипит, как будто нашпигованное битым стеклом. – Я верну тебе все до копейки, как только… встану на ноги. Клянусь… Пожалуйста… мне очень нужны деньги…