– Джонатан, – окликнул батлера Тим, – отправьте это письмо в Лондон.

– Прямо сейчас, сэр? – изумился тот, бросив взгляд на дождь за окном.

– Разумеется, нет, – чуть не вспылил Тим. – Но с первой же почтовой каретой оно должно уйти.

– Конечно, сэр, – учтиво ответил дворецкий, принимая бумаги из рук хозяина. – Я отнесу его к остальным письмам, которые не успел отправить вчера.

– Благодарю, – сквозь зубы процедил Андервуд, скользя надменным взглядом по лицу Джонатана.

Почему в отсутствие отца она позволила себе так мило болтать с этим общипанным индюком? Не может же так статься, что она неравнодушна к этому напыщенному пингвину, который не в состоянии даже усы себе отрастить по моде. Да и он уже стар для неё. И ходит так глупо, ступая с носка и раскачиваясь из стороны в сторону. Думает, что смотрится величаво, а на деле – смешно. И Тим не удержался и фыркнул.

– Вы что-то ещё хотели? – Удаляющийся к дверям Джонатан тут же обернулся, но Тим только помотал головой и махнул рукой, обозначая, что дворецкий может быть свободен.

Оставшись, наконец, в одиночестве, Андервуд упал в кресло и долго так полулежал, глядя в потолок на тяжёлые люстры и ощущая странное покалывание в груди, как будто ангелочком врезали вовсе не по голове.

____________

*Итон – самая престижная закрытая частная школа для мальчиков в Англии. Основана в 1440 году. За свою историю Итон выпустил двадцать британских премьер-министров, в том числе и Бориса Джонсона. В этой школе учились принцы Уильям и Гарри. Среди выпускников много писателей (Хаксли, Оруэлл, Флеминг), ученых, исследователей и путешественников (Беар Гриллс), музыкантов и даже актеров (Хью Лори, известный по таким сериалам как «Доктор Хаус» и «Дживс и Вустер»). Даже президент российской дочки одного английского банка, в котором мне довелось поработать в 2005-2009 годах, тоже был выходцем из Итонского колледжа. :)

6. Глава 6. Пять братских поцелуев и одно странное обстоятельство

Над ухом надоедливо жужжала муха. Её бы отогнать, но руки Тима были заняты картами, и партия была такая увлекательная, что оторваться сил не было. Да и на кону стояла расписная шкатулка – настолько красивая, что взгляд к ней так и притягивало. Сердце желало заполучить вещицу во что бы то ни стало, руки делали всё, от них зависящее, и мухлевали с раскладом на уровне заправских раздавал, и только муха жужжала и жужжала, отвлекала и отвлекала, а потом взяла и человеческим голосом прямо в ухо пропела:

– Мистер Андервуд...

Тим вздрогнул и открыл глаза.

Он находился всё в том же кресле, только съехал с сидения настолько, что вот-вот шваркнулся бы на пол. Взгляд был заспанным, шейный платок слегка влажным от пота, а пиджак помялся так, что, пройди Тим в таком виде по комнатам и вестибюлям «Сорняков», его тут же бы высмеяли вслух, а потом вдогонку запульнули в спину наскоро намалёванной карикатурой.

Жужжащая муха исчезла. Но её место заняла миловидная молоденькая горничная, одетая в строгое серое платье с высоким и наглухо застегнутым воротником и в накрахмаленном переднике.

– Мистер Андервуд, – повторила муха... то есть горничная... и добавила: – вам снова нехорошо? Может, воды?

Тим рывком сел в кресле и скрестил руки на груди. Он спал? Да, он спал. Уснул сразу, как велел отправить письмо. И сколько же он провалялся размякшей амёбой на виду у всех, в особенности, у прелестных девушек, порхающих, словно бабочки, от шкафа к шкафу с модными в этом году павлиньими перьями для смахивания невидимой пыли?

– Я... – начал мямлить Андервуд, но тут же осознал, насколько жалко он звучит, приосанился и уже твёрдым тоном вымолвил: – Я прикорнул тут на пять минут.