– А подаст сама миссис Андервуд?

– Я так слышала, сэр. Она очень за вас переживает.

– Тогда передай ей, я очень жду.

– Конечно, сэр.

Девчонка опять присела, а после пулей вылетела из комнаты. Закрыла за собой дверь, прислонилась спиной к стене, мечтательно закрыла глаза, рисуя перед собой увиденный образ, и обречённо вздохнула, осознав пропасть, лежавшую между ней и прекрасным сыном хозяина.

После лепёшек, паштетов, пюре из зеленого горошка и пареной моркови принесли суп. И притащил его в фарфоровой супнице розовощекий поварёнок. Принёс, открыл крышку, облизнулся на пахнущий говядиной и свежей петрушкой пар, зачерпнул половником бульона и наполнил им суповую тарелку. Тим от злости того поварёнка тем половником чуть не пришиб. Уже занёс руку, но потом сделал вид, что чешет плечо, и скорее выгнал пацаненка обратно на кухню.

Когда подали пирог, то Тим уже чувствовал себя вулканом, внутри которого закипала лава. Мачеха никак не шла, подсылая к пасынку то одного, то второго, то третьего. И каждого из них Тиму приходилось выпроваживать со скоростью света, а затем снова и снова проверять, не выветрилась ли гвоздика с груди и шеи, всё так же ли небрежна прическа и не сдулась ли шишка на голове, которая была главным козырем во всей этой комедии.

Промучившись так несколько часов и даже вытерпев послеобеденный чай и прочитавшего ему утреннюю газету Джонатана, Тим в конце концов махнул на всё рукой, оделся, укрыл себя одеялом до подбородка и даже второе попросил, ведь за окном уже вовсю шумел дождь и в комнате начинало сыреть, и уставился в потолок, уже откровенно жалея, что повелся на развод приятелей и потащился в этот проклятый Девонсайд, где одни коровы, комары и глупые курицы. Так и лежал, пока не начало смеркаться и в дверь снова не постучали. И этот стук стал последней каплей.

– Да чтоб вам всем провалиться! – Тим жахнул по перине кулаком, свесился с кровати, взял в руки единственный, выживший в нелегкой борьбе с болотом, ботинок и швырнул его в сторону дверной ручки, при этом заорав: – Вам здесь мёдом намазано, что ли? Развели проходной двор! Пошли вон!

– Простите, – услышал он в ответ и замер от волнения. Мачеха! Она самая! А он, болван, горло дерёт и норовит всё испортить! – Привезли микстуру и мазь, но если сейчас неподходящий момент, то я зайду позже. Или передам с Джонатаном.

Ну уж нет! Джонатана на сегодня было уже предостаточно.

И Тим, забыв про напускное страдание и показную слабостью, чуть не запутавшись ногами в одеялах, соскочил с кровати, бросился к входной двери и рванул ту на себя.

– П-прошу п-простить, – начал заикаться он, зачем-то теребя пальцами концы рубашки и одёргивая ту на себе.

Руки так и хотели заправить ткань за пояс, и никакой речи не шло о чём-либо другом, а в голове совсем не укладывалось, как же так получилось, что собирался встретить мачеху в виде, непристойном для сына уважаемого банкира, а в результате встретил чуть ли ни в шубе.

– Я, наверно, не вовремя, – проронила Малеста и отвела взгляд от Тима. – Вот. – Она протянула пузырёк с жидкостью и круглую жестяную коробочку. – Примите лекарства и скорей ложитесь. Вам нельзя долго быть на ногах.

– Конечно-конечно, – забормотал Тим.

Ногой отпихнул в сторону злополучный ботинок, лежавший у самого порога, забрал микстуру и мазь и вдруг внезапно скривился и скрючился, словно у него не голова от удара должна была болеть, а живот – от зелёного горошка.

– Ай...

Малеста будто этого и ждала. Тут же развернулась и решительно переступила порог спальни, а ведь за секунду до этого уже успела подобрать платье, чтобы уйти. Заботливо подхватила Тима под локоть и, поддерживая, довела до кровати, усадила ближе к подушкам, на которые Тим не замедлил повалиться с сильнейшим стоном.