Поднимаемся в квартиру, я ниже травы, тише воды, присаживаюсь на уголок кровати, пока Рома нарезает круги по квартире.

– Ром… – шепчу.

– Что? – огрызается.

– Тебе бы умыться и рубашку сменить, эта вся в крови, – указываю на пятна.

– Вот чёрт, – осматривает себя. – Как думаешь, отстирается? – а потом вдруг хмурится. – Да откуда ж тебе знать, ты поди и кнопку включения на стиралке не найдёшь…

– Ну ты-то не начинай! – вдруг подлетаю. – Я не знаю, что этому психу надо было от меня, и про что он говорил. И уж точно не я виновата в том, что ты испортил свою рубашку!

– Говорил же тебе! – хватает меня за плечи и стискивает так сильно, что я начинаю пищать. – Не делай глупостей! Но нет же, ты ж у нас самая умная!

– Рома, мне больно! – чувствую, как слёзы выступают. – Отпусти, пожалуйста.

Вместо ответа и разжатия бешеной хватки Ромка смотрит на меня, что бык на красную тряпку, ещё секунда и наденет на рога. Да что я ему сделала-то?

– Ромочка, пожалуйста, – пытаюсь выпутаться, синяки точно останутся. – Приди в себя. Я же ничего тебе не сделала.

Презрительно дёргает губами и опускает руки:

– Ты себе жизнь испоганила. А мне, да, ничего не сделала, – спокойно отвечает.

– Хватит загадками говорить, – надуваю губы, – или расскажи уже, или перестань вести себя как олень, – бурчу.

– Да вот не знаю, как сообщить тебе новости так, чтобы ты из окна не вышла.

– Я не идиотка, чтобы так поступать, – смотрю на друга исподлобья, пытаясь понять, что же в его башке творится, раз он считает, что я полетать вздумаю.

Кривлюсь и опускаю взгляд на его рубашку. Божечки, ну не могу я смотреть на эти кровавые рисунки, сердце сжимается. Да и лицо у Ромки теперь всё в синяках будет.

– Сходи в душ, – бубню, – потом поговорим. А я закажу что-нибудь поесть. Я голодная уже.

– В холодильнике роллы есть, – небрежно бросает и начинает расстёгивать рубашку.

– Угу, – собираюсь отойти, но замираю.

Бровь невольно изгибается. Смотрю на открывающийся вид и залипаю. А когда это Ромка успел накачаться? Сколько его помню – тощий задрот. Но здесь мой мозг отключается. Осматриваю упругий пресс, там даже кубики есть.

Рубашка под ругательства Ромы летит на пол, а я впериваю изумлённый взгляд в бицепсы друга. В голове одни маты, а где-то внизу вдруг становится жарко. Это я что, возбудилась от увиденного?

Пальчики так и тянутся проверить крепость мышц. Как руку отдёргиваю, не замечаю, но Ромка точно заметил, что я её тянула. Стоит, таращится на меня. Но вместо того, чтобы выйти и не смущать меня, скидывает брюки, заставляя меня превратиться в помидор. И в одних трусах уходит в ванную.

Не выдерживаю и оборачиваюсь, прослеживая за упругой задницей, которая быстро скрывается из поля зрения.

– Охренеть… – выдыхаю и падаю на кровать.

Когда я в последний раз видела друга без одежды? Уже и не припомню. Я была уверена, что он такой же тощий и неказистый. Сидит за своими компами, скрюченный очкарик. А выходит, он в качалку шастает. Такие мускулы дома на коврике не накачаешь, да и в этой квартире нет коврика, способного вместить Ромку.

Пока я борюсь с желанием выяснить, что это за метаморфозы с мои другом, тот выходит из душа. Поворачиваю голову, когда он оказывается недалеко от меня и вслух ахаю, да так громко, что рот закрывать рукой приходится.

– Ты чего? – недоверчиво спрашивает Ромыч, пока я залипаю на его полотенце, что очень уж низко намотано.

Вернее, залипаю я на кое-что другое – низ живота и то, как противный кусок ткани скрывает самое интересное. Меня никогда не интересовало, что у друга в штанах. Я никогда не смотрела на него с возбуждением. Он же Ромка – моя лучшая подружка.