— Я отдал приказ. Исполняйте! — Декан презрительно сжал губы.

Напряжённый узел в груди растворился. Утомлённый Эссар не хотел лишних проблем, поэтому осадил наглецов.

Как же иначе?!

Не ради меня или по доброте душевной декан отправил наглецов за дверь без добычи. Всё равно я мысленно поблагодарила хаос, которому мы оба служили.

— Пустотелая тварь, — развернувшись к двери, пробормотал охранник, предлагавший посторожить ведьму, но тут же получил тычок от старшего.

Воины ушли. Арестованный провёл пятернёй по выцветшим, растрёпанным волосам, выпрямился перед деканом, исполнявшим роль вершителя судеб.

Я с ненавистью сверлила Эссара взглядом.

Проклятый предатель, который помогает властям Союзных земель унижать и истреблять своих собратьев! Поставил на ведьме тавро, точно на телёнке! Его я точно не стану благодарить.

Я не знала как и когда, но верила, что заставлю Гастона Эссара расплатиться за всё и получу свободу.

— Жди. За тобой придут, — точно почувствовав внимание ведьмы, бросил в мою сторону Эссар.

Присутствие студентки при дознании явно было не к месту, но отпускать меня из кабинета декан почему-то не захотел. Он предпочёл сделать вид, что я не существую и сосредоточился на втором заключённом.

«Осуждённые без суда. Мимолётный эпизод в жизни предателя», — подумала я.

Я ощутила досаду, но сама не поняла отчего, чуть заметно пожала плечами, отвечая собственным мыслям. Я не привыкла быть пустотой, бессловесным предметом, а Эссар всеми силами принялся меня игнорировать.

В этот раз он не стал садиться на стол. Снова пролистал бумаги. Затем вложил их в чистую папку.

Я подумала, что сошла бы с ума, день ото дня занимаясь дознанием, составлением и сбором документов. Такое точно было не по ней.

— Михель Сакриан? — удовлетворившись сведениями из рапорта стражи, переспросил Гастон.

— Это моё имя, — спокойно согласился мужчина.

Перед Гастоном Эссаром он стоял твёрдо и с достоинством, будто при обычном визите в канцелярию Академии. Я поняла, что смирение арестованного проистекает не от магических оков, а является следствием характера.

Незнакомый мужчина напомнил мне недавно умершего опекуна, и сердце болезненно сжалось от нахлынувшей грусти. За один миг прошлая жизнь превратилась в блёклую картинку, стёртую временем и покрытую пылью. На руке ныла свежая метка.

— Вы работали врачом в Сухом ручье?

Непонятно к чему ведёт Эссар, спрашивая об известных фактах, зафиксированных в документах.

— Около тридцати лет, — отстранённо подтвердил мужчина.

— Помогали людям. Вставали ночью по первому зову. Забывали о своём комфорте и желаниях, борясь за жизнь пациента…

— Всякое случалось, — покачал головой Михель, и стало ясно — он ни о чём не жалеет.

Эссар вёл свою, одному ему известную, линию беседы.

— И эти же люди, жители Сухого ручья, написали донос.

— Они не знают иной правды, кроме той, о которой кричат на всех углах, — медленно проговорил врач.

— А вы знаете другую правду? — Голос Эссара звучал размеренно, обволакивая, внушая ложный покой.

Меня злило, что я невольно поддаюсь, вслушиваюсь в каждое слово, даже соглашаюсь. Мерзавец умел чем-то зацепить сердце и вести за собой.

— Приверженность правде — слабость, стоившая нам свободы, а многим — жизни. Сколько нас осталось в Союзных землях? Сотня, а может десяток? Вы и сами знаете, — охотно проговорил арестованный.

Михель посмотрел на декана долгим и внимательным взглядом, точно выискивая в том нечто важное. У рта и на лбу врача пролегли неглубокие морщины, тени под глазами. Путь господина Сакриана в Академию был более долгим, чем вынужденное путешествие Кирстен.