Я не сразу понял, что происходит, лишь отметил для себя, что опасности нет, возвращая в ладонь ядовитые иглы. Дети хохотали как ненормальные, брызгались друг в друга. На полу характерно позвякивал железный таз, на котором весело прыгал Такки. Цвирк, весь в белой пене, с диким визгом носился практически по потолку, убегая от Тукка и быстро дожевывая что-то розово-зеленое и круглое. И лишь Чарт стоял спокойно, но с открытым ртом и мочалкой на голове.

Мастер же сидела среди всего этого бедлама на бортике ванной и хохотала в голос, обнимая девочку. А самое невероятное — Цвичка тоже тоненько и тихо, но явственно хихикала! Хм, кажется, я ни разу не слышал, как эта дохлятинка смеется...

Я тяжело вздохнул и медленно закрыл дверь в этот дурдом. Распустит ведь скверненышей, а потом сама и выкинет, когда ей надоест смеяться над их «баловством», а разбитая кружка перестанет быть «милой шалостью». Дети, они быстро привыкают к хорошему и так же быстро наглеют, забывая, что достаточно одного слова даже такой дикарки, как наша Мастер, чтоб нигде не зарегистрированный металлолом снова отправился на Горгонзолу.

Надеюсь, как только Мастер окажется вне дома, им хватит одной воспитательной беседы на тему «бесплатной» скверны в зубах у гончих.

Наконец, там, за дверью, угомонились. А потом стали выскакивать из ванной по одному, раскрасневшиеся от бесилова и непривычно чистые. Даже цвирк.

Последней вышла Марина. Она быстро и ловко загнала все стадо в большую комнату, вытащила из шкафа кучу скатанных рулонами тонких… матрасов? Подстилок? Таких цветных лоскутных штук, очень ярких и узорчатых, расстелила все это по полу, и через пять минут все лежали под одеялами, смотрели в большое подобие голоэкрана на стене, где прыгали и разговаривали два каких-то странных зверя. Буйные ржавята сразу успокоились, перестали скакать и шуметь и изобразили полных паинек. А Мастер ведь даже не шикнула ни на одного… Что ж, мало им надо было, чтоб продаться незнакомой женщине с потрохами.

— Напрыгались, устали, вот и лежат, — подошедшая Марина словно прочла мои мысли. — Сейчас заснут. Это всегда работает, если надо, чтобы дети успокоились: надо их сытно накормить, намочить и дать попрыгать и поорать. Отрубятся как миленькие.

— Там, где мы жили раньше, каждый лишний звук может стоить жизни, а лишняя корка хлеба ее спасти, — зачем-то сказал я, чувствуя, будто оправдываюсь. Вот с чего бы, ржа?!

— Ну, здесь можно и пошуметь, — пожала плечами Марина вовсе без какой-то претензии в интонации и жесте. А потом добавила: — Пошли, нам с тобой взрослые разговоры разговаривать пришло время, аднака.

— Я в вашем распоряжении, Мастер, — вздохнул я и внутренне приготовился… ко всему.

Но не к тому, что меня затолкают в дальнюю комнату и начнут с ходу раздевать. Как говорит одна странная женщина… Однако. Я тут к вполне логичному тщательному допросу готовился. Правда, Мастер бросила процесс раздевания на полпути, скомандовав:

— Штаны тоже снимай и ложись… вот зар-р-раза… только не вошкайся, а то будешь весь в шерсти.

С этими словами она вытащила откуда-то из глубины стоящего в комнате шкафа свернутую… шкуру какого-то животного. Целую — с ногами, головой и частью черепной коробки с рогами. Эм… цивилизация этого мира до этого самого момента казалась мне более, как бы сказать, развитой. Микроволновка та же… и вода в кране. Как это сочетается с рогатым черепом, я не очень понимаю.

Чихая и бурча, что этот чертов «а-лень» линяет как последняя сволочь, Марина расстелила шкуру на широкой низкой кровати и подтолкнула меня в нужном направлении: